О белоснежный борт плескали волны. Серо-зеленые, мутные. Иной раз, упавший на воду солнечный луч отражался всеми цветами спектра: масляные пленки были обычным явлением здесь. Однако с кормы небольшого прогулочного судна этого удавалось не замечать. Река казалась синей и удивительно красивой. А вблизи... Что вблизи? Зачем смотреть под ноги, когда вокруг столь прекрасно?!
Высокий берег обрамляли серые глыбы. Огромные, старые и настолько хорошо подогнанные друг к другу, что казались монолитной стеной. Та возвышалась намного выше их судна – трамвайчика, как ласково именовала его Таньа – однако не давила и не вызывала чувства опасности. А ведь Готье обычно терпеть не мог ничего подобного. Помнится, когда профессор Альбазо взял его на развалины древнего Каркасона, Валери едва в обморок не грохнулся от одного вида этого каменного мешка.
- Смотри! – Таньа подняла руку, указывая куда-то вправо и вверх. На башню. Отсюда та казалась треугольной. Вокруг нее простиралось зеленое море. Шапки деревьев смыкались по всему склону, и только здание древнего университета гордо подпирало небосклон.
- Красиво.
Чуть поодаль, все из тех же зеленеющих шапок вырастали ведущие в никуда дорожки – горнолыжные спуски или как там они назывались? Валери даже представить себе не мог, как можно лететь вначале по искусственной трассе, а потом и вовсе – по воздуху. А если бы представил, то, наверняка, заработал бы разрыв сердца...
С бледно-голубого неба радовалось солнце – пока еще не жаркое, а приятное и теплое. Ветер, порожденный ходом кораблика, трепал волосы и ласково обдувал лицо. Прямо над ухом хлопали флаги. А вдали возвышалось величественное сооружение моста.
- Когда-то по нему ходили поезда, - девушка проследила за его взглядом. – Это было... захватывающе. Да! Особенно отсюда.
Валери кивнул и улыбнулся:
- Да, это, вероятно, потрясало.
Он не кривил душой. Готье, действительно, так думал. А еще он смотрел на Таньу и радовался, сам не зная чему. Девушка была совершенно не в его вкусе. Сколько Валери себя помнил, ему всегда нравились рослые брюнетки. Его нынешняя пассия возвышалась над ним на полголовы. Красилась в радикально-черный цвет, оставляя пару-ройку ярко-рыжих прядей на челке. И носила обтягивающие фигуру платья-стрейтч длинной до пола.
Таньа в сравнении с Николь, совсем не заботилась о внешности. Миниатюрная шатенка с тонкими правильными чертами лица и удивительными глазами. Когда она смотрела, у Валери захватывало дух. Очи, зерцала души, гибельные омуты – только так хотелось их называть. Каре-зеленые. Воистину, колдовские.

- Вам следует рисовать. Раз уж получается, - бархатный с едва уловимой насмешкой голос вырвал Валери из грез наяву.
Молодой человек вздрогнул и заморгал, словно, действительно, заснул. Отвел взгляд от небольшого карандашного рисунка. На том в неподвижности застыл прогулочный кораблик, река и холмы, когда-то гордо именуемые горами. Почему именно ими и отчего Воробьевыми – Валери так и не смог выяснить.
Альбазо повертел рисунок так и сяк, словно пытаясь поймать более правильный ракурс.
- Пропорции соблюдены недостаточно точно, - нахмурился он. – Такое ощущение, словно вы поставили лист не прямо, а под наклоном. И рисовали именно в таком положении.
Губы Родриго слегка дрогнули, когда Валери смутился и даже слегка покраснел:
- Я...
- Скульптуры великих мастеров античности вблизи выглядели уродливыми, зато вознесенные на крышу храма, становились совершенными. Подумайте об этом, - профессор вернул рисунок и что-то пометил в своем планшете. – Если желаете, могу похлопотать о вашем переводе на курс изобразительных искусств.
- Нет, - очень тихо, но твердо произнес Валери. Он и так не пребывал в восторге от своих умений и талантов, а внезапное предложение Альбазо породило у него еще и страх. Неужели Родриго столь сильно хочет избавиться от нерадивого студента?
- Впрочем, я вижу, ваши рисунки историчны. Это несколько меняет дело, - профессор усмехнулся, сверкнул очень темными, почти черными глазами и откинулся на спинку преподавательского кресла. Оно начало едва слышно жужжать и вибрировать.
Ректор распорядился снабдить ортопедическими седалищами все кафедры. Тем самым подчеркивалась забота руководства Университета о молодых ученых и педсоставе – перед очередными выборами самое то. Однако на практике это, несомненно, благое начинание, оказалось сущим издевательством. Оборудование закупили у какой-то среднеазиатской фирмы, причем по дешевке и без какого-либо гарантированного обслуживания. Большинство кресел вышли из строя через месяц, а остальные никто не включал. Доктор физических наук утверждал, будто те, скорее, калечат, нежели поддерживают мышцы в необходимом тонусе.
Альбазо смотрел на коллег с сочувствием. В отличие от них, он самостоятельно обустраивал свое рабочее пространство. Его планшет стоил больше чем бюджетные варианты примерно в пять раз. Преподавательское кресло было самой последней моделью одной из ведущих фирм. А так, как одевался Родриго, не могли себе позволить ни декан, ни ректор, ни даже совет директоров.
В подобной компании Валери самому себе казался недоразумением. Самооценка молодого человека и так оставляла желать лучшего. Рядом же с красивым черноволосым мужчиной, в неполные тридцать шесть получившим профессорскую степень, она и вовсе падала до нуля или, как любила выражаться Николь: «ниже потолочной балки нижнего этажа».
- Это Ньюмаск, верно?
- Нет, - вздохнул Готье. – Старая Москва... Я прошу меня извинить, к отчету это отношения не имеет...
Альбазо поднял руку, призывая к тишине, и Валери мгновенно замолчал. Принялся рассматривать пластиковую плитку пола.
- У каждого своя Троя, - задумчиво проговорил Родриго. Снял небольшие очки с квадратными стеклами в посеребренной оправе. Аккуратно сложил и убрал в чехол из черной кожи. Профессор обладал превосходным зрением. Он никогда не делал операции по его улучшению. Стекла в его очках не имели диоптрий. Просто Альбазо нравился стильный аксессуар. – Скажу более, именно ее наличие отделяет ученого-исследователя от обыкновенного сотрудника исторической корпорации.
- Я могу идти? – осторожно поинтересовался Валери, принимая обратно рисунок.
- Не держу, - Родриго слегка повел плечом и отвернулся, мгновенно утратив к студенту всякий интерес. – Ваш отчет о поездке я оцениваю как удовлетворительный. А над своими художествами... советую еще поработать.
- Да... Спасибо... – пробормотал Валери, комкая и пряча в карман эти самые «художества». Надо же было так опозориться! Как?.. Ну, как рисунок мог затесаться между страниц отчета?!
Встав, Готье попрощался кивком головы – хотя Родриго на него не смотрел и вряд ли мог заметить этот жест – и, развернувшись, направился к дверям.
- Я надеюсь, вы не забыли ввести данные в интер-стол?
Вопрос настиг его, когда пальцы уже почти коснулись детектора-распознавателя, заменяющего в кабинете дверную ручку. Валери судорожно сглотнул. Затем кивнул, опасаясь, что голос подведет и выдаст.
- Не слышу ответа, - ехидно заметил профессор.
Альбазо видел его насквозь! Валери даже иногда думал о том, что Родриго вживил себе какой-нибудь сканер. Это, конечно, болезненно и жутко дорого, но для этого человека подобное вряд ли являлось проблемой.
- Я сделаю это сегодня же, - пообещал Готье.
Практически все студенты последнего курса являлись выездными. Если выбрал профессию историка-археолога, без этого никак. Бывало, поездки занимали гораздо больше времени, чем нахождение в Университете. И именно потому свое присутствие в стенах альма-матер приходилось постоянно подтверждать.
Сама по себе процедура не занимала много времени. Всего-то и требовалось – зайти в административный корпус и приложить палец к сканеру интер-стола. Через десять часов после этого, можно было приходить в столовую и получать бесплатные обеды/ужины/завтраки.
Неприятность заключалась лишь в том, что работал интер-стол только утром. А у Валери либо находились неотложные дела, либо шли занятия, либо он пытался отоспаться после бессонной ночи, либо... Он просто забывал.
- Вы прибыли три дня назад, - Родриго недовольно нахмурился. – Вашей стипендии явно не хватит на питание в ресторанчиках нашего города. Более того, вы не из тех людей, кто станут тратиться на достойную еду. На не пойми что, отчего-то именуемое здесь кофе и масло с хлебом – максимум. Отсюда вопрос: сколько вы не питались по-человечески?
Валери промычал нечто невразумительное и уставился в пол.
- Даже если у вас отшибло память, - фыркнул Родриго, - это задачка для учащегося начальной школы. Так чего не отвечаете?
- Это нестрашно, - наконец, разомкнул отчего-то слипшиеся губы Валери, и зачем-то прибавил. – Правда.
- Подтверждение необходимо за день, - не счел необходимым прислушиваться к лепету студента Родриго. – К тому же, - он взглянул на круглые наручные часы. Очень дорогие из белого золота и платины, и также как очки, сделанные в стиле ретро. – Интер-стол тридцать пять минут как закрыт. А это означает, что свой студ-паек вы получите не ранее завтрашнего вечера.
- Да, профессор Альбазо, - подтверждение Родриго явно не требовалось, но Готье просто обязан был сказать хоть что-то.
- Валерий, - студент постарался вжать голову в плечи и стать как можно незаметнее. Когда Альбазо сердился, то звал провинившегося полным именем, причем с тем акцентом и ударением, какое было принято его предками. Бабка Готье приехала из России, отсюда и холодно-чопорное обращение. Валери его терпеть не мог! - Я, надеюсь, вы не намерены осчастливить меня видом обморока. Уверяю, того раза для меня хватило вполне.
«Тот раз» случился на третьем курсе. Валери отлучался на практику в Вест-Австралию и по приезде забыл подтвердить присутствие. Именно в тот год его и начали посещать сны о Танье. Пока еще неуверенные, зыбкие. И очень странные. Готье даже снотворное принимал – лишь бы спать без сновидений.
Препараты не помогали совершенно. Зато вызывали сонливость. Скорее всего, из-за них у Валери постепенно сложилось впечатление полной ирреальности окружающего мира. Иногда он не мог вспомнить, где провел предыдущий вечер. Или утром просыпался в парке на другом конце города. Или по общежитию ходил ночью.
Ко всему этому оставалось прибавить полугодовые испытания, общую нервозность и необходимость подтянуть несколько предметов сразу. О необходимости выкроить полминуты и заскочить в административный корпус Валери вспоминал перед тем, как без сил рухнуть на кровать. А во сне к нему являлась Таньа, и потому утром он забывал обо всем на свете.
Желудок страдал всего пару суток, потом смирился. Валери закачивал в него неприличное количество кофезаменителя и бежал на занятия.
К концу недели такой вынужденной голодовки Готье и свалился. В банальный голодный обморок. Прямо посреди экзамена по истории античности. На глазах самого странного, строгого, неподкупного, злопамятного и непоколебимого в желании вытрясти из отвечающего душу вкупе с последними знаниями Родриго Альбазо.
Знакомые с параллельного потока шептались, что в роду профессора затесались испанские гранды. Практически все студентки сходили по нему с ума и даже не стеснялись этого. Манеры и внешний вид Родриго говорили о его далеко не бедственном материальном положении, а блестящие знания своего предмета просто поражали. Одним словом, Альбазо являлся тем, кто одним своим видом повергал в трепет. Заслужить его неудовольствие приравнивалось к смертному приговору.
Быстро пришедший в себя Валери, только и мог думать о своей незавидной доле. Он даже всерьез пытался молиться – неважно кому – лишь бы из Университета не выгнали. Спешно вызванные медики констатировали у него нервное и физическое истощение и хотели увести в центр восстановления. На три месяца!
Готье до сих пор не понимал, почему Родриго согласился взять безалаберного и далеко не блещущего знаниями студента на поруки. Раньше Альбазо даже дипломников не брал.
- Я, кажется, предупреждал вас о том, что повторения самоистязаний не потерплю? – резкий окрик вывел Валери из тягостных воспоминаний. Готье тяжело вздохнул. Родриго не дал ему и слова в оправдание вставить. - Полетите домой с первым же рейсом! Лично академический отпуск вам выхлопочу. И не на три месяца, на полгода! – яростно продолжил профессор. – Если вы отказываетесь принимать во внимание собственные ошибки, то пусть вас учит сама жизнь!
Валери потупился. В глазах вдруг защипало, и пришлось резко вздернуть подбородок. Расплакаться в кабинете Родриго? Такого позора Готье бы не пережил уж точно.
- Как скажете, профессор Альбазо, - чуть дрогнувшим голосом ответил Валери.
- Жду вас сегодня на ужин, - насладившись видом вселенской скорби на лице подопечного невозмутимо-спокойным тоном проронил Родриго. – В административный корпус пойдете завтра же. Проверю лично. И запомните, желательно на всю оставшуюся жизнь: я терпеть не могу благотворительность.
- Да, профессор! – намного громче, чем следовало, ответил Валери и не сумел сдержать улыбки. Затем он вспомнил, что на сегодна назначена его встреча с Николь и замялся.
- Что еще? – недовольно поинтересовался Альбазо.
- Я не один...
- Так, тащите с собой приятеля и освободите, наконец, от своего присутствия мой кабинет!

Сегодня он спал без сновидений, что уже казалось радостью. А может, он, наконец, придумал выход из череды мучащих его проблем? По крайней мере, университетский психолог заверял, что именно неопределенность отношений порождает выматывающие сны.
Так или иначе, но Готье действительно знал, как поступит. Следовало уехать и немедленно!
Уходить из Университета было бы неимоверной глупостью. В конце концов, Валери любил свою будущую работу и не собирался менять. Преследование Николь уронило бы его в собственных глазах. Высказывание Альбазо претензий – тем более. К тому же, Родриго попросту посмеялся бы над неудачливым соперником. Так что Готье решил поступить иначе.
Профессор своими рассуждениями о свободе сам подтолкнул студента к решению. Уже за это его следовало поблагодарить. Поэтому Валери решил о Николь больше не вспоминать, и о прошлом вечере – тоже. С утра он посетил административный корпус, но вовсе не за тем, чтобы подойти к интер-столу. Вместо этого Готье утвердил название и тему будущей дипломной работы. Получил уведомление о том, что заявка одобрена. Распечатал бланк-лист и отправился к Альбазо – волею ректора и его самого руководителю будущего дипломного проекта.
Профессор встретил Валери благосклонно. Раньше студента это обрадовало бы. Но после истории с Ники, буквально каждый взгляд, жест, проскальзывающая в холодно-вежливом тоне интонация – казались насмешкой и скрытым издевательством.
- Я утвердил тему, - после краткого приветствия заявил Валери.
- Неплохо. Некоторые ваши коллеги сделали это еще в конце третьего курса, - заметил Родриго. – Впрочем, не могу не похвалить за оригинальность. Раз одобрение пришло немедленно, тема даже отдаленно не походит ни на что из заявленного ранее.
Затем Альбазо пробежал глазами бланк-лист и посерьезнел.
- Я решил последовать вашему совету и найти собственную Трою, - Валери приготовился к урагану, по меньшей мере. Альбазо был страшен в гневе, а ничего иного поступок Валери явно не заслуживал.
- Похвально, - безразличным тоном бросил профессор. - Но могли бы и посоветоваться. В конце концов, именно мне вы уготовили быть ответственным за поиск очередной Атлантиды, - смерил его внимательным взглядом и все-таки рявкнул. – Сядьте!
Следующие полчаса Валери оказался удостоен внеочередного семинара с элементами экзамена.
- Вы хотя бы знаете, куда направляетесь?!
- Москва – огромный город-легенда. Исчезла в середине двадцать второго века в результате постигших европейскую часть России климатических, геологических и антропогенных изменений, - Валери вскочил со своего места и вытянулся во фрунт. Он не паясничал, перед Альбазо даже самые бедовые студенты вели себя, словно солдаты на плацу. - Столица, подобно мифической Атлантиде попросту исчезла. Некоторые историки, продолжая аналогию с городом атлантов, утверждали, будто во всем повинно мертвое море, на котором якобы стояла Москва. Другие говорили о ряде разломов, образовавшихся под городом. Третьи утверждали, будто ее не существовало вовсе.
- А почему эти, как вы выразились, третьи еще не подняты на смех, знаете? – сощурился Альбазо. - Или вы способны заучивать лишь общеизвестные факты и красть мое время?
- Слишком большая территория, более тридцати миллионов населения, - обижено проговорил Валери. Он и не собирался отвлекать профессора от важных дел. В конце концов, Родриго сам не захотел отпустить его восвояси. И сам же задавал вопросы. - По оценкам экономистов нашего века управлять такой махиной не удалось бы не только сплошь коррупционному и мафиЁзному аппарату какого-нибудь мэришки, но и Богу-Громовержцу вроде античного Зевса или одноглазого Одина.
Родриго фыркнул, поднялся из своего кресла и, пройдясь по кабинету, направился к широкому аркообразному окну:
- И все же, вы верите. А многочисленные исторические данные подтверждают существование этого города. Не отвечайте, я помню ваш... набросок. Не удивлюсь, если ночами вы мысленно плутаете по мостовым древнего кремля.
Валери вздрогнул. Профессор не мог этого видеть, он ведь глядел в окно...
- Все же обморок? – мгновенно обернувшись, поинтересовался Альбазо. – Вы сильно побледнели.
- Нет, - выдохнул Валери сквозь стиснутые зубы. И лишь затем понял, что Родриго наблюдал за его отражением в стекле. К щекам немедленно прилил предательский жар.
- И когда вы отправляетесь в Ньюмавск? – уже открыто наблюдая за ним, спросил Альбазо.
- Немедленно.
Внимательный взгляд профессора скользнул по Готье:
- Прелесть какая. Так понимаю, если бы я не спросил об этом, вы бы промолчали. Решили просто поставить пред фактом? Вольно ж.
- Я просто считал, что... – начал Валери.
- Зря, - перебил его Родриго. – Вы не умеете просчитывать наперед даже собственные действия, не говоря уже обо всем остальном. Для разнообразия могли бы подумать о том, что ваша смерть крайне нежелательна. Мне особенно.
- О чем вы?! – он ехал в благополучную страну, а не в Африку к каннибалам. – Наш Университет ведет в Ньюмаске раскопки. И...
- Не преуспевает в этом, - поморщился профессор. - Ньюмавск значит? А вы имеете хоть малейшее представление о нем, кроме энциклопедических выкладок?
Валери не имел. Его, по правде сказать, больше интересовала история как таковая, нежели настоящее время. Он привык путешествовать по миру и чувствовать себя в полной безопасности. Люди везде говорили на общепринятом языке, а если и встречались территории с собственным наречием, к услугам студента всегда имелся портативный переводчик – последняя разработка лингвистической кафедры.
- Ньюмавск, находящийся на территории близкой к исчезнувшему городу, ныне удостоен статуса отдельного государства, - не дождавшись ответа, сказал Альбазо. - Он не имеет никакого отношения не только к Европейской корпорации, но и к Российско-Китайскому торговому союзу с его официальной столицей – Санкт-Петрополис. Масквиченцы объявили себя отдельной расой. Кстати, в этом они недалеки от истины – в столицу съезжались люди стольких национальностей, что теперь понять к какой из них относятся их потоки, не удастся ни одному антропологу.
- Но... они же цивилизованные люди... - неуверенно прервал его Готье.
- Валерий, я слышу в вашем голосе неуверенность и смятение? Или даже раскаяние? – Родриго усмехнулся, но его взгляд остался серьезным и обжигающим. Он словно препарировал студента или пронзал насквозь.
- Нет! – Валери и сам не думал, что сумеет когда-нибудь повысить на Альбазо голос.
- Хорошо, а то я было подумал, что ошибся в вас. Ньюмавск объявлен историческим заповедником и юридически-независимой территорией, - продолжил профессор.
- Как Ватикан?
- Примерно, - Родриго поморщился, он не привык к тому, чтобы его перебивали. – Только в данном случае дела обстоят гораздо хуже, - и посмотрел на студента даже с некоторым уважением. – Любое упоминание «Москва» невозможно без одобрения правительства Ньюмаска. Но и это еще не все. Вы направляетесь в город, так называемых, ролевиков.
Готье сглотнул. О ненормальных, наряжающихся в латы и бегающих друг за дружкой с плохо сбалансированными мечами, он имел весьма скудные представления. В основном – по городу, где в данный момент проживали его родители. Четырежды в год ролевики устраивали штурм полуразрушенной крепости к северу от Таллинбурга. Рассказывали, что получить сотрясение мозга или рану от тупой ржавой железяки, гордо именуемой двуручником, во время оного ничего не стоило.
- Этому движению уже не первый век, так что не кукситесь, Валерий, - хмыкнул Альбазо, - каждый любит историю по-своему. И не вам судить или осуждать их за это. Каждый отдельный район Ньмаска представляет собой определенный исторический период. Естественно, со своими законами, нравами, порядками, обиходом и модой.
- Законами?..
- Угу. Вас, конечно, не четвертуют и даже на кол не посадят за какое-нибудь несоответствие эпохе, но прилюдно выпороть могут, - Альбазо кровожадно улыбнулся, наблюдая за оторопевшим студентом. – Поэтому мой вам совет, одевайтесь как дворянин. Хотя... здесь тоже есть свои тонкости. Вы давно фехтовали на шпагах?
Вопрос застал Валери врасплох.
- А ведь это оружие было столь же распространено в Российской Империи, как и в Европе, - Родриго прищурился. – А в кулачных боях давно не участвовали?..
Дальнейших издевательств Валери вынести уже не мог.
- Я опаздываю! Позвольте мне уйти, – вырвалось раньше, чем он успел перевести дух и подумать хоть о чем-то. Голос дрогнул, и требование прозвучало просьбой или даже мольбой. Готье чувствовал, что еще немного, и он останется в Университете. Или наплюет на гордость и примется уговаривать Альбазо отправиться с ним в этот самый Ньюмаск.
- Да пожалуйста, не задерживаю, - пожал плечами Родриго. – На здоровье, как говорят там, куда вы стремитесь.
Профессор черкнул что-то на своем планшете и продемонстрировал Валери электронную копию заявки на выполнение дипломной работы. На ней размашистым летящим почерком красовалось «не возражаю» и длинная непонятная роспись, более всего напоминающая детское изображение вихря.
- Спасибо, - прошептал Валери. Он ожидал, что после всех этих разговоров профессор его не отпустит.
- Свободны, - бросил Родриго и отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена и проситель более ему неинтересен.

В темно-фиолетовом небе застыла больная луна. Круглая, словно головка сыра. Для Валери затемнения на ее диске привычно складывались в лицо. Конечно же, женское: миндалевидные глаза, курносый нос, аккуратные, стянутые в бантик губы. Странно, что в лике ночной богини никто более не видел ничего подобного.
Холодно. Изо рта при каждом выдохе вырывались облачка пара. Широкая бетонная плита длинной около ста метров серебрилась звездочками инея в свете одиноких светильников – круглых, матово-белых – они висели на тонких тросах и раскачивались под порывами ветра.
«Платформа» - вспомнил Валери незнакомое слово.
Студент поднял глаза на темное табло над аркой тоннеля и прищурился. Он различил отдельные буквы, но те никак не желали складываться в слова. С цифрами тоже происходила какая-то несуразица.
«Полночь, - промучившись еще некоторое время, решил Валери. – И поезд задерживается именно поэтому. На четверть часа уже как».
Он вздохнул и принялся изучать бетонную плиту под ногами – серую с вкраплениями разноцветной гальки. Казалось, мелкие камушки располагались не хаотично, а складывались в какой-то странно-знакомый замысловатый узор. Взгляд скользнул под ноги, и Готье с удивлением изучил чуть примятые, посеребренные все тем же инеем носы темной материи.
«Валенки, - всплыло в голове еще одно незнакомое слово. – И откуда я их взял?»
Взгляд устремился дальше – за острый край платформы. Еще в конце двадцать первого века выходы к поездам начали огораживать пластиковыми перилами, а напротив дверей устанавливать раздвижные створки. Почему здесь их нет – неизвестно.
Валери стало слегка не по себе от мысли о темном провале, начинающемся в нескольких метрах от его ног. Туда же так легко упасть! Особенно если станция перегружена, и толпа сама выталкивает впередистоящих – он читал об этом в какой-то хронике.
Он рассматривал ряды рельс и шпал. И не сразу понял очередную неправильность. Попытался вспомнить, когда человечество перешло к повсеместному использованию монорельса – более экономичного, быстрого и безопасного – и не сумел. Би-рельсы остались только в туристических странах – как экскурсионные маршруты.
«Может, и не ходит здесь ничего».
Холод медленно, но неотвратимо забрался под куртку. Вначале он почти незаметно легким сквознячком полз по спине. Сверлил в области поясницы, а затем, протиснулся под кожу и сжал сердце ледяной когтистой лапой. Почти больно!
Валери зябко передернул плечами:
«Сколько еще ждать?!»
За невысоким, обнесенным колючей проволокой забором - черная непроницаемая стена леса. Здесь он, конечно же, звался парком, но сути это не меняло. Наверное, это странно-приято: жить напротив живого древесного моря. Вероятно, так же, как и моря настоящего – лазурно-синего и теплого или серо-бирюзового недовольно сердитого?
Валери больше не один. Он понял это неожиданно. Словно кто-то невидимый стукнул по плечу, заставив подпрыгнуть на месте. Готье резко обернулся и различил трех молодых людей, слегка пошатываясь бредущих по платформе.
В дутых куртках, делающих их торсы почти шарообразными. На головах – темные вязанные шапки, нахлобученные почти до бровей. Лица снизу закрывали длинные полосатые шарфы. Прямо из-под курток тощими кривыми сучьями выглядывали ноги. Темные штаны топорщились на коленях и высоких ботинках.
- ЧЁ уставился? – услышал Готье, но не понял. Слова доходили до него, словно через слой ваты. Он лишь отметил странный акцент говорящего.
- Je suis désolé, - слова сами сорвались с губ, но привычная фраза на родном языке вдруг показалась неуместной. – Извините, - тотчас перевел Валери, но было поздно.
- Куды ты мену посляль? – «шарик на тонких ножках» подошел почти вплотную. Он невыносимо коверкал слова. Готье понимал его лишь каким-то наитием. Наверное, ему следовало извиниться и уйти, а не дожидаться поезда. В конце концов, Валери совершенно не помнил, куда ему следовало ехать. И как он очутился здесь – тоже.
Потом его схватили за плечо. Краем глаза студент заметил, что приятели первого «шарика» начали обходить его слева и справа. Медленно сместились за угол зрения.
Валери понимал – все еще можно рвануться. Быть может, он даже успел бы убежать. Не зря же студент Готье считался одним из лучших спринтеров в сборной Университета! Правда, относительно давно – на первом курсе, но... Но... Тело, обычно такое послушное, отказалось повиноваться. Ноги, словно вмерзли в стылый бетон. А туман в сознании только усилился.
«Шарик» говорил что-то еще, но Валери его больше не слышал. Он лишь отметил про себя – профессор Альбазо ошибся или, вернее, просто решил его напугать – шпаг у троицы не было. Впрочем, и вида недлинного ножа с лихвой хватило для пробегания по позвоночнику мурашек величиной с полкулака. Разгневанный «шарик», видать, устал сорить оскорблениями, и прибегнул к аргументу повесомее. Чего он ждал или хотел? Того, что Валери станет просить его о пощаде или, словно глупая жертва ночных грабителей из сериала про полицейских, предложит за свою жизнь любые ценности?..
Дорогой бижутерии Готье не носил, а все его невеликие сбережения хранились на карточке, которой никто другой не смог бы воспользоваться. К тому же, носить ее с собой было незачем – Университет покрывал большинство расходов.
Свет фонаря блуждал по черненому лезвию. Он слегка колыхался – то ли «шарик» неуверенно сжимал оружие, то ли ветер играл с тросом, на котором висел светильник. Это оказалось красиво, и страх улетучился сам собой.
Валери улыбнулся и поднял взгляд. Не на угрожающего ему человека – на темнеющий провал. И удивленно заморгал. В тоннеле по-прежнему клубилась тьма, но где-то вдали уже родились яркие точки. Звезды! Скоро они слились в белый треугольник.
Зрелище заворожило настолько, что Готье забыл обо всем на свете. В ушах раздался безразличный женский голос:
«Посадки на поезд нет, просьба отойти от края платформы».

Его трясли. Причем, достаточно сильно. Безжалостно вырывая из сна. Валери пробормотал что-то и потянулся, с силой сбрасывая со своего плеча чью-то огромную лапищу. Он предпочел бы досмотреть кошмар до конца или хотя бы до того момента, когда ситуация разрешится так или иначе.
- Эй, приятЁль, просыпайся, прибыли, - пробасили у самого уха, и глаза Готье раскрылись сами собой.
События прошедших дней мгновенно пронеслись в памяти. Сон уполз куда-то на задворки подсознания, развеялся, обернулся воспоминаниями о странных грезах об исчезнувшем городе.
Валери решил обязательно проверить хроники о московском метро. Если столицу сравнивали с Атлантидой, то ее подземку – не иначе как с критским лабиринтом. Минотавры по метрополитену, конечно, не бегали. Но мифы о крысолюдях, трехметровых аллигаторах, одичавших диггерах и выходах в иные измерения до сих пор кочевали по книгам разной исторической достоверности.
Потом он, наконец, перевел взгляд на столь бесцеремонно вторгшегося в его жизнь попутчика и чудом не вскрикнул. В соседнем кресле сидел двухметровый метис. Смуглый, желтоглазый, курносый, толстогубый и белокурый. Он улыбался во все тридцать два зуба.
- ПриЁхали! – громыхнул он. – Ньюмаск, паря, поздравляю!
- Ох... – только и выдавил Валери, обернувшись к окну. Там в свете огней и зеркального пластика возвышался огромный вокзало-аэро-порто-торговый комплекс.
Монопоезд медленно подъезжал к многостворчатым дверям. Над ними огромными разноцветными рунами кириллицы красовалась какая-то надпись. А более мелкой латиницей подсвечивалось название.
- Ньюково, - прочитал Валери и откинулся на спинку своего виброкресла.
- Аха, - крякнул сосед по креслоряду и протянул руку-лапищу, - Петруша Айванофф, - представился он.
Должно быть, большинство знакомых означенного Петруши теряли дар речи, впервые услышав это имя. Валери не стал исключением, он машинально пожал предложенную ему руку, представился и с трудом выдохнул:
- Вы русский?!
- МасквичЁнЁц, - гордо поправил попутчик, прибавил, - афро, - и надулся.
- Извините, - наученный горьким опытом, вынесенным из сна, поспешил вставить Валери.
- За что? – не понял Перуша и снова улыбнулся своей белозубой акульей улыбкой.
- Я... – Валери не нашел, как продолжить.
- ВпЁрвыЁ в НьмаскЁ? – пришел ему на помощь Айванофф. Готье кивнул, вызвав в своем собеседнике взрыв энтузиазма. Петруша просто-таки осветился радостью. Он, если только ладони не потирал и не подхихикивал. А уж улыбался теперь и вовсе широко до неприличия. – О!!! Я бЁру тЁбя на поруки! То бишь устанавливаю над тобой шЁфство.
Ньюково оказался одним огромным базаром. Не торговым комплексом и не рынком, а огромным, до безобразия шумным и утомительным местом, которому, казалось, не существовало ни конца, ни края.
Извечные матрешки соседствовали с погремушками, выполненными в старо-советском стиле, гжелью, коробами, значками, где на фоне всепожирающего пламени традиционно намалевывали курчавого мальчишку или лысого мужика. Все это обрамляли цветастые платки и деревянные игрушки. В десяти шагах располагались киоски в виде больших мухоморов. В них продавали блины, бублики и водку. Помня о сомнительной съедобности означенного гриба, Валери сильно сомневался в благотворном влиянии данных блюд на собственный желудок. Еще дальше – бесконечные примерочные и довольно подробно сделанные в плане физиологии и красоты лиц манекены в костюмах всех возможных эпох.
- Ты в каком отЁле остановишься?
- Извините? – Валери вздрогнул. Слово «отел» было ему знакомо, но пришлось на всякий случай свериться с переводчиком. Прошла минута, если не две пока до Готье дошло, о чем именно спросил его странный приятель. – Отеле? Вы имели в виду...
- Что имЁю, то и ввЁду, - расплылся в очередной улыбке Айванофф, но посмотрел внимательно и серьезно. И Валери почти уверился в том, что за пошлой присказкой его новый знакомый попытался скрыть неуверенность. – Я про гостиницу спрашивал.
- Президент, - Валери тяжело вздохнул, и хотел было продолжить движение, но оказался пойман за рукав и оттащен к одной из витрин.
- Конец двадцатого, середина двадцать первого века, - взгляд Петруши быстро пробежал по ценникам. Качество одежды его, похоже, не волновало. Ну, конечно. Не ему же в ней ходить! – Вот... Значит, динсы, свитер, кроссовки.
Вслед за Айваноффым Велери тоже оглядел витрину. Обратил внимание на цены и едва не взорвался от возмущения:
- На мне и так джинсы, ботинки и свитер!
- ТЁ, да нЁ тЁ, - резонно заметил Петруша, и, лишь напялив на себя одежду двадцатого века, Валери ощутил разницу. Масквиченец оказался прав.
Джинсовая ткань более напомнила спецовку, в которой работали уборщики. Свитер нещадно кололся, от него по всей коже выступали алые пятна. Айванофф, наконец, сжалился и позволил заменить грубую синтетику обыкновенной черной футболкой.
- ОтЁльчик так сЁбЁ. Но, хоть не постоялый двор. СвЁзло.
- Чем же?! – огрызнулся Готье.
- А там морят клопов и тараканов, которых тапком не пришибЁшь, если только молотком попробовать можно.
И пока Валери размышлял над тем, не сбежать ли в обморок от не к месту разыгравшегося воображения, снова завладел его рукавом.
- Посторонись! Посторонись, православныЁ, - выкрикивал Айванофф, усердно работая локтями. – Не видитЁ штоль, парнишке нехорошо?
Он потащил подшефного к местному бирельсу, так и не перестав улыбаться.

В вагоне работал климат-контроль. И присутствие в меру прохладного воздуха немного примирило Валери с реальностью. В Ньюмаске стояла та самая легендарная московская весна, когда, как не оденешься, а с погодой прогадаешь. На солнце были все двадцать, если не двадцать пять. Но стоило дневному светилу спрятаться за облака, заметно холодало, а ветер пробирал до костей.
Петруша вышел на несколько минут, а когда вернулся, на нем красовалась алая рубаха и шаровары. Насколько Готье помнил, подобный наряд соответствовал национальному украинскому костюму.
- А... – начал он.
- В двадцатом столетии как раз казачество возрождаться начало, а в более раннем, точно за казака примут, - отмахнулся Айванофф. – Довольно удобно, знаешь ли. Не переодеваться по десяток раз на дню.
- А меня также? – разозлился Валери. Он уже узнал, что район, в котором ведет раскопки Университет, соответствует началу двадцатого столетия. Вот только добираться до него от гостиницы придется через «век» восемнадцатый.
- Ты в зЁркало глянь, - усмехнулся Айванофф. – Ну, какой ты казак?! – вопросил он, театрально всплеснув руками, и сам же ответил. - Никакой.
Слышать подобное от афро-масквиченца было дико. Валери хотел возмутиться, но в последний момент сумел проглотить самостоятельно рвавшееся с языка оскорбление. Ньюмаск представлялся ему ничем иным как огромной психбольницей. И выжить в нем мог помочь только умалишенный.
- И ващЁ, тЁбя в дворянина рядить надо, а нЁ в голытьбу ходячую, - продолжил тем временем Петруша. – У тЁбя кость тонкая и чЁрты лица правильные. Одно слово блаахородный.
Студенту от подобного комплемента стало тошно.
- Да можешь ты хоть что-то объяснить?! – не выдержал он. – И... Почему ты постоянно Ёкаешь? Это невыносимо!
- Вот! Ёщё и истЁришь, - рука-лапища сжала плечо с такой силой, что Готье почти услышал хруст собственной кости. Как удалось не заорать, одному Богу известно. – Я ж грю дворянин! Ладно, - наконец, смилостивился новый знакомый и пояснил. – Ё это одна из основных буков нашЁго алфавита. Ёё нЁзаслужЁнно гнобили в тЁчЁнии почти цЁлого вЁка. И на письмЁ замЁняли литерой Ё... ой, Е, то Ёсть. ИмЁнно поЁтому истЁнные патриЁты...
Валери не дослушал. Спрятал лицо в ладонях и замотал головой. Ему попеременно хотелось то рассмеяться, то возрыдать в голос. Если бы он только мог вернуться в Университет! К такой обычной и скучной студенческой жизни. И черт бы с Николь. И пусть Альбазо смеется и издевается. И сны снятся – тоже. Они, по крайней мере, не грозили буйным помешательством и хронической истерией.
Увы. Тема дипломной работы была заявлена и одобрена. Деньги на переезд и проживание студента Готье – перечислены. Если бы Валери решил отказаться, все расходы, неустойки и немалый штраф легли бы на его плечи, а вернее, спины родителей. А этого молодой человек не мог себе позволить никак.
- А что? Так жутко слышится? Валь, ты не страдай, ответь по-человечески, - пробасили над самым ухом.
Погруженный в безрадостные мысли Готье не сразу заметил отсутствие у Петруши жуткого акцента:
- Не то слово! У меня уже голова раскалывается.
- Ну, так и сказал бы. Я ведь патриотические чувства и поумерить могу.
Валери, наконец, отнял руки от лица и уставился на Айваноффа так, словно только теперь рассмотрел его по-настоящему. Смуглокожий блондин пожал плечами и улыбнулся, лишь слегка приподняв уголки губ.
Вскоре, лес, окружающий би-рельс, поредел, а затем и закончился. Лоскутными одеялами потянулись огороды и поля. Посреди одного такого застыла телега, запряженная лошадью. Вдалеке угадывались одноэтажные избенки. А однажды промелькнули стены самой настоящей помещичьей усадьбы.
- Би-рельс по границе пролегает. Вот и видно, - пояснил Петруша. – Самое смешное, пригород каким-то образом умудряется кормить столицу. А ведь пашут на лошадях. Ну... если только южнее, где временной период к середине двадцатого приближается, появляются комбайны, да трактора.
- А как же...
- Упертые, - пожал плечами Айванофф, - а еще, сдается мне, нравится им так жить. Именно так, и никак иначе. Пахать, сеять, полоть, собирать собственными руками. Одним словом, на земле работать и реальные плоды за это получать. Это ж счастье. Если по-хорошему подумать, настоящее и единственно возможное. Не виртуальное, во всяком случае, - в желтых глазах промелькнуло какое-то мечтательное выражение. – Нехитрые радости, так сказать. После сбора урожая праздники устраивают. Зимой поделки всякие из дерева стругают. Ну, ты в Ньюково видел. По воскресеньям в церковь ходят. И все у них просто и незамысловато. Зато такой еды как в Ньюмаске нигде более и нет. Экологически-чистая. И вообще, государство наше процветает. Оно не только за счет туристов живет, зря не думай.
Валери вообще старался не думать. Иначе ощущение, будто он сходит или уже сошел с ума, стало бы необратимым.
Вскоре начали попадаться более высокие строения. Миновали небольшую рощу и мост. А затем Валери буквально прилип к окну и рот открыл от изумления. По нешироким мостовым сновали самые настоящие кареты и гарцевали на ухоженных длинноногих скакунах закованные в мундиры офицеры. По улицам расхаживали кавалеры под руку с дамами. Те и вовсе словно сошли со старинных гравюр.
- Оть я ж говорю! – не к месту влез Айванофф. – Вот где тебе самое место. К тому ж ты французский знаешь, а на границе девятнадцатого буквально все только на нем и говорили.
Валери вздохнул. В эпоху наполеоновских войн все говорили по-французски. Перед мировыми – учили немецкий. Потом английский и, наконец, китайский, что тоже не принесло ничего хорошего изобилующему кризисами двадцать первому веку. Вероятно, это и подвигло человечество к созданию обще национального языка?
Затем проехали век пятнадцатый. Видели спешащего куда-то по своим делам гонца. Миновали электростанцию, удачно притаившуюся за лесами. Прошмыгнули мимо стен деревянного кремля, на которых, кажется, кто-то дрался.
На пустыре застыли двое в смокингах. Би-рельс здесь притормаживал, и Валери успел разглядеть их едва ли не в подробностях. Мужчины скорее напоминали английских джентльменов, нежели денди девятнадцатого столетия, но как раз это было простительно. А вот то, что они собирались делать – нет.
- Почему их никто не останавливает?! – выкрикнул Готье.
- Дуэлируют, - отмахнулся от вопроса Айванофф, и Валери предпочел не смотреть, как над вскинутым пистолем поднимается облачко дыма. Плевать, что такое огнестрельное оружие малоэффективно – скорость пули мала, да и прицел обещает желать лучшего – из него ведь тоже убивали.
Би-рельс, наконец, остановился на вокзале, архитектурой и удобством соответствующем двадцать первому веку. Валери к этому моменту не мог удивляться или воспринимать информацию вовсе. Петруша попросту схватил его за рукав и потащил к выходу. Самолично поймал такси. Впихнул на подозрительно мягкое и скрипучее заднее сидение без каких-либо самых примитивных ремней безопасности. И отвез в гостиницу.
- Значит так, - заявил он, устроив несопротивляющегося и мало соображающего иностранца на диване. – В квартале отсюда начинается территория елизаветинцев. Чуть дальше павловцев, а к югу – александровцев. Туда без сопровождения, то есть меня, соваться не советую. На север не рекомендую отправляться даже со мной – там опричники лютуют.
Валери застонал и сполз на жесткий деревянный подлокотник, неаккуратно приложившись лбом к холодной полировке.
- Правильно! - одобрил Петруша. – Ложись лучше спать. А до твоих археологий-копий-шахт я тебя завтра провожу. И объясню, как безопаснее туда-сюда курсировать, чтобы в истории всякой степени каверзности не попадать.
- Спасибо, - бесконечно устало промямлил Валери. – И почему ты мне помогаешь?..
- Так у нас это в крови! Хлебом не корми, дай кого-нибудь пригреть, накормить, а лучше, напоить, - он расхохотался. – Отдыхай, - и ушел, громко захлопнув дверью гостиничных апартаментов.
Валери кое-как скинул неудобные кроссовки и, подтянув колени к груди, провалился в беспокойную муторную хмарь сна.

Перед глазами все рябило и расплывалось. Валери не сразу понял, что нужно отодвинуться. Он буквально возлежал на столе, вперившись взглядом в... Рисунок оказался картой, причем не самого худшего качества.
- Смотри, - Тоньа застыла над столом. В правой руке она сжимала красный маркер.
Прежде чем Валери успел ее остановить, девушка коснулась нестирающимися чернилами бесценной карты. Москва. Студент был уверен – именно ее он сейчас рассматривал.
- Смотри, - повторила Таньа. Она провела почти правильный круг, захватив площадь, немного большую Садового кольца. – Это, - второй рукой она указала на оставшуюся область, - вполне себе процветает. А это, - и принялась черкать центр древней столицы. Под жирными линиями скрылся Кремль, собор Василия, сад имени Александра, часть Москвы-реки...
- Остановись! – Валери подался вперед, намереваясь, если не вырвать маркер у нее из рук, то хотя бы закрыть собой бесценную бумагу. – Пожалуйста! Не надо!!!
- Найти не могут. Стараются, но не выходит, - произнесла Таньа. – Все прахом...
- Я найду! – он закашлялся и захрипел, горло, свело спазмом боли. Валери почти задохнулся, но не оставил попыток воспрепятствовать надругательству над бесценным документом. – Я клянусь тебе! Всем чем хочешь...
Таньа прекратила уродовать изображение легендарной столицы. Аккуратно закрыла и отложила маркер в сторону:
- Как ты думаешь, почему так?..

Начальник раскопок – высокий крепкий мужчина лет пятидесяти – коротко пожал плечами, движение получилось быстрым и каким-то нервозным. Окатил нового археолога равнодушным взглядом невыразительных бледно-голубых глаз и тяжело вздохнул. Этот человек не верил не только в успех, но и в то, что его работа когда-нибудь закончится.
- Аль-ба-зо, - он по слогам прочел имя руководителя диплома, заставив Валери вздрогнуть. Конечно, голос этого человека, как и его внешность даже отдаленно не напоминали Николь, однако всколыхнули в Готье уже почти забытые чувства. – В таких случаях без него не обходится. Это он тебя надоумил сюда направиться.
- Нет конечно! – замотал головой студент.
- Значит, точно он, - мужчина расценил его ответ по-своему. – Этот молокосос еще не метит в ректоры?
- Нет, – как можно увереннее произнес Валери.
- А, по-моему, именно к такому случаю все и идет, - скривился начальник раскопок. – Уж помяни мое слово, Альбазо своего не упустит. А уж если тебя сюда за какими-то кошками выгнал, то не угодил ты ему сильно.
- Да, нет же! – в полном отчаянии выкрикнул Валери. За более чем пять лет он не видел от Родриго ничего плохого. Не считать ведь за подобное насмешки? К тому же, они всегда оказывались заслуженными. А Николь... Что Николь?! Сердцу не прикажешь.
- Значит, ты шпион этого хлыща, - сделал очередной странный вывод мужчина, и Валери даже не стал отрицать этого его утверждения. Все равно, бесполезно. – В таком случае, - начальник раскопок кивнул своим мыслям, указал на котлован и благосклонно разрешил. – Дерзай.
Готье вздохнул и поплелся к горам оранжевой глины. День только начался. Свое присутствие «новый рабочий скот», как окрестил его какой-то зубоскал, подтвердил. А торчать в обществе этого человека не хотелось.
- Интересно, мне просто везет на людей со странностями или здесь все такие? – пробормотал Валери под нос. - И скоро, в таком случае, - вот ведь противное выражение, как бы на языке не навязло! – я сам поврежусь рассудком?
- Ну... – пробасили над ухом, - все мы здесь немного не в своем уме.
Готье почти забыл о присутствии Айваноффа и вздрогнул от неожиданности.
- Льюис Кэрролл, - почти проурчал Петруша, что в его исполнении выглядело даже как-то устрашающе. – Читал?
- Смотрел, - буркнул Валери. Ему сейчас было не до английской классической литературы.
- И зря, - Петруша обиделся. – Алису нельзя смотреть! Ее нужно только читать.
Готье примирительно улыбнулся:
- Хорошо. Как-нибудь. Когда появится время.
Английский он терпеть не мог. Но знал. И если уж добирался до художественных произведений, читал их только в оригинале.
День прошел совершенно бестолково. Валери слонялся между котлованами. Однажды попробовал покопать сам, однако его быстро прогнали. Черноволосый «бригадир» в запыленном комбинезоне жуткого розового цвета с оранжевыми полосами смерил его недружелюбным взглядом и заявил, что у них и своих «гастрбайтеров» предостаточно, а работа Готье заключается в наблюдении и ожидании.
Даже на руинах Пентагона, пострадавшего от череды землетрясений в начале века, не существовало подобных правил! Валери тогда работал киркой и лопатой до полного изнеможения. И Родриго – тоже. Зато какое удовлетворение они испытали, буквально выгрызая вход в подземный бункер!..
В Ньюмаске рабочие – живые люди – считались за досадное приложение к лопате, которое и внимания не достойно. Почему? Валери не желал даже размышлять об этом.
Петруша не отходил от него, и уже за это следовало быть благодарным этому странному темнокожему русскому. Готье совсем приуныл бы без острого на язык масквиченца.
- Зачем мы вообще здесь копаем?! – не выдержал студент, когда солнце потянулось к горизонту и покраснело, словно надорвавшись от дневных трудов.
- Как это?! – Айванофф аж крякнул. – У вас же согласования всякие. Опять же, разрешение от нашего правительства копать именно в этом районе.
- Но если здесь ничего нет?! – не унимался тот.
- Если наши сказали копать отсюда и до обеда. То будете копать именно отсюда и именно до обеда, - рассмеялся Петруша. Валери схватился за виски. – Ладно, - сжалился над подшефным масквиченец. – Потом поймешь, - и добавил. – Как-нибудь. А сегодня...
- Что сегодня?!
- Пойдем с тобой по злачным местам Ньюмаска, - потер лапищи-руки Айванофф. – Тебе расслабиться нужно, а, вернее, необходимо. Иначе загремишь в ближайшую больницу с нервным срывом. А врачи у нас, что в петровские времена коновалами обзывались, что нынче – ничего хорошего собой не представляют.
- А... – открыл рот Валери.
- Залечат до смерти! - сделал страшное лицо масквиченец. – Но у нас есть проверенное столетиями средство.
- Обнадеживающе, – сдался Валери. Упомянутые злачные места и перспектива напиться привлекали его мало. Однако, трезво оценив свое душевное состояние, он решил не пренебрегать возможностью снять стресс.
- Тебе понравится, Валь, не дрейфь, - заговорщицки подмигнул Айванофф. – Вот увидишь!
Вечер действительно оказался неплохим. Место, в которое они пришли – тихим и спокойным. Кухня – вполне приемлемой для желудка Валери, не отличающегося любовью к непривычным блюдам. Алкоголь приятно согревал изнутри. Голова при этом оставалась ясной, а ноги непослушными.
Готье сам не заметил, как поведал масквиченцу о событиях, погнавших его в Ньюмаск. Даже о снах – действие алкоголя и обстановка притупила его бдительность. Почему-то Валери больше не боялся сойти за психа. Более того – посчитал, необходимым рассказать об этой своей странности. Петруша вел себя с ним столь радушно, так сильно о нем беспокоился. Скрывать от него что-либо казалось верхом неблагодарности.
- Ну и... – Айванофф, наверняка, хотел выразиться грубее, но в последний момент все же ввернул более литературное слово, - сука эта твоя Николь.
- Она в своем праве! – повысил голос Валери. Так или иначе, но он не мог позволить оскорблять своих знакомых. – В конце концов, у нас были свободные отношения.
- То есть, ты ей изменял направо и налево?
- Нет! Я... нет.
Айванофф смерил его взглядом и с шумом выдохнул:
- Тюфяк.
Готье пожал плечами.
- К тому же глупый, - припечатал Петруша. – Профессора этого поблагодарить следовало, а не манифесты устраивать.
- Акции неповиновения, скорее. Манифест это кое-что другое, - поправил Готье.
- А все равно, глупость, - ввернул Айванофф.
- Хватит! Еще одно слово, и... – Валери не знал, что за этим «и» последует. Он вдохнул-выдохнул, постарался успокоиться и перевел разговор в более мирное русло. – А чем ты занимаешься?
- Физикой, - ответил Айванофф столь поспешно, будто только и ждал этого вопроса. – Про эг-поля слышал?
- Я же историк, - Готье пожал плечами.
- И что? – резонно спросил Петруша.
- Слышал, - наконец, сознался Валери. Ему вовсе не хотелось обидеть масквиченца, но и казаться совершеннейшим невежей он не желал. В Университете эг-полями занималась отдельная кафедра. Однако никаких существенных результатов достигнуть так и не удалось. – Как о лженауке.
- Генетику тоже считали таковой, - махнул рукой-лапищей Айванофф. – А идеи телепортации владели умами еще... наши с тобой пра-пра-...пра на свет не появились. К тому же, спонтанные перемещения вполне имеют место быть. Вот если, например, взять электрон и...
Готье запросил пощады уже через пять минут, но Петруша остановился только через двадцать. Выглядел он слегка смущенным. Наверняка, оттого, что сам Валери старался не затрагивать темы собственной работы и хоть и считал археологию самым интересным занятием в жизни, лишний раз никогда не упоминал об этом.
- У меня есть теория, куда старая Москва делась, - произнес Айванофф, понизив голос до шепота. – Вот здорово было б мне ее найти, а тебе откопать, а?
Готье вздрогнул. Отчего-то подобная идея не показалась ему бредовой. Наоборот – выходом из создавшегося положения.
- И получится у нас с тобой как в русских народных сказках, - улыбнулся Петруша. – Я тебе добро сделал, а ты мне за него отплатил. Добром, естественно. Потому как, если моя теория верна, то ни у одной заразы язык не повернется называть эг-поля ненаучной фантастикой!
Очень быстро на столике появился планшет с выведенной на него картой древней столицы. Подражая Танье из недавнего сна – и даже не подозревая о том – Айванофф отметил область, исчезнувшую в никуда. В нее вошло все Садовое кольцо и даже немного больше.
- А теперь вспомни местоположение подземки, археолог, - прищурился Петруша.
Готье не помнил, но быстро вышел с помощью все того же планшета в Сеть. Прохождение кольцевой линии метрополитена почти один в один совпало с границей исчезнувшей области.
- Но...
- Знаешь под каким номером проходила кольцевая? – перебил Айванофф. – Восьмерка. А цифра восемь у нумерологов соответствует смерти или выходу в потусторонние миры – это уж как кому больше нравится. Был бы я мистиком... эх, развернулся б.
Готье судорожно сглотнул. Наполнил и залпом осушил свой стакан – иной посуды в их заведении не было. Должно быть, по оригинальным патриотическим соображениям местного населения.
- Но я не мистик, - продолжал тем временем масквиченец. – Физик я. А потому произошедшее вполне обосновано с точки зрения наложения эг-полей. Ты согласен, что всякое действие вырабатывает энергию?
- И рождает противодействие, - машинально дополнил Готье. В средней школе он подавал некоторые надежды в сфере точных наук и даже что-то помнил до сих пор.
- И это тоже, конечно, но не суть. Так вот, энергия эта в случае кругового движения вектор направленная. Ты Кориолиса помнишь? Правило буравчика и все такое? Движение циклонов и антициклонов?..
Пока Петруша перечислял, Готье заливался краской. Приятель умел рассказывать понятно, Валери даже начал понимать отдельные вещи, но не знал многого, из казавшегося Айваноффу элементарным.
- Ладно, не суть, - снова махнул рукой Петруша. – А истина в том, что движение по часовой стрелке порождает энергию, идущую против часовой и устремляющуюся вниз. А против, соответственно, по и вверх. Если движение прерывное, то энергии перекрывают друг друга и эг-поля не возникает. Однако Москва еще в конце двадцатого столетия стала огромнейшим мегаполисом. Движение в ней не прекращалось ни днем, ни ночью. И метрополитен с середины двадцать первого века работал круглосуточно.
- Погоди... – попробовал прервать Валери.
- Нет. Дослушай, - Айванофф воззрился на него почти с ненавистью и громко стукнул кулаком по столу. – Малое кольцо вокруг Кремля, идущее по часовой стрелке. Садовое кольцо, полностью отданное для движения против. Метролиния, совмещающая и то и другое. Все это привело к непрерывным энерго-потокам. Через некоторое время они слились, образовав вокруг столичного центра кокон или яйцо. А кокон этот... там действовали уже совершенно иные физические законы. Троичное измерение стало четвертичным. Он мог переместиться как в пространстве, так и во времени!
Петруша откинулся на спинку стула. Перевел дух. Наполнил свой и стакан Валери белой жидкостью, именуемой в Ньюмаске не иначе как столовым вином номер одЫн. И, с шумом выдохнув, выпил.
- А теперь задавай свои вопросы, - милостиво разрешил он.
Валери медленно покачал головой. Если он и хотел спросить, то теперь совершенно забыл, о чем именно. В висках стучало и речитативом била одна единственная мысль: «Таньа может существовать в реальности»...

В три часа после полуночи и такси не удалось бы поймать возле отеля, в котором остановился Валери. А нанять извозчика у кафе, затерявшегося где-то на рубеже девятнадцатого-двадцатого столетия, оказалось решительно невозможно.
- Побрели? – со вздохом спросил Петруша.
Готье кивнул. Ничего иного им попросту не оставалось.
Теплая почти летняя ночь звенела кузнечиками и соловьиными трелями. Умопомрачительно пахли какие-то ночные цветы. Приятно будоражили ароматы расцветшей в близлежащем парке вишни. Воздух казался очень прозрачным и легким. А собственные шаги – звонкими, словно отбивающие ритм кастаньеты.
В такое время следовало разорять клумбы, а потом лезть к любимой в окно. Петь серенады или сочинять стихи. Но, увы, дамы сердца у Валери больше не было. А если сохранять честность хотя бы с самим собой, никогда и не существовало.
Молодой человек вздохнул. В память прокрался один из снов о Танье. Их первый поцелуй. И как сердце сначала ухнуло вниз, а потом затрепетало у самого горла. С Николь он не чувствовал ничего подобного.
Неровная мостовая впивалась в подошвы. Те оказались слишком тонкими, и Готье чувствовал каждый камушек. Пока на это удавалось не обращать внимания, но студент мысленно уже готовил себя к мозолям и хромоте по утрам. Утопающие в зелени особняки закончились. Приятели вышли на округлую площадь, и Петруша резко остановился.
- Что? – спросил Валери.
- Думаю, куда нам с тобой податься. Вот смотри, - Айванофф указал направо в петляющий и теряющийся в темноте переулок. – Если пойдем туда, то уже через четверть часа будем возле гостиницы. А продолжим идти в уже принятом направлении, то часа два потеряем точно.
- А в чем подвох?
- Переулок этот принадлежит елизаветинской эпохе со всеми вытекающими. А ты так и не удосужился приобрести даже самый простенький камзол и шпагу.
- Даже если бы я и сделал это, то вряд ли таскался бы в подобном виде на раскопки, - резонно заметил Валери.
- А зря. Было б красиво, - тотчас нашелся Айванофф. Бросил настороженный взгляд в переулок, словно ожидая появления оттуда целого полка императорских гвардейцев. С тоской взглянул на широкую и намного лучше освещенную улицу.
- Ты торопишься? – догадался Валери. – Ночь чудесная, я мог бы и сам дойти...
- Исключено! – Петруша ответил столь резко, что у Валери отбило всякое желание спорить.
Студент перевел взгляд на переулок:
- Слушай, но там же темно. Мы и дороги не увидим.
- Это отсюда так кажется.
- Все равно, - покачал головой Готье.
- Если боишься поломать ноги, я тебя под локоть поведу, - пожал плечами Айванофф.
- Я не о том. Просто... Может, в темноте мы никого и не встретим. А если и найдется случайный прохожий, то он не разглядит моего неподобающего вида.
Петруша рассмеялся и по-дружески двинул кулаком в плечо подшефного. Так, что Готье с трудом устоял на ногах и даже дышать перестал на короткое время.
Мостовая в переулке была намного хуже, чем на площади. Однако, острых камней на ней почему-то не попадалось. Путь освещали звезды и луна над головой, да редкие огоньки свечей в окнах. Глаза быстро привыкли к темноте, и прогулка даже могла сойти за приятную.
- Шудари! – раздалось сзади. Скрипучий резкий голос показался криком случайно разбуженной птицы. А его картавость неприятно покарябала слух.
Приятели тотчас остановились, переглянулись. Мгновенно пришедшую на ум мысль – бежать – пришлось оставить. Впереди, словно соткавшись из ночного воздуха, выступили две тени. На удивление похожие как ростом, так и телосложением.
- Прошу извинить... – Валери медленно обернулся, когда как Айванофф продолжил рассматривать возникшее на пути препятствие.
Окликнувшему их господину на вид было далеко за пятьдесят. Он стоял под освещенными окнами. Падающий из них свет позволял разглядеть его невысокую грузную фигуру во всех подробностях.
Из-под камзола ярко-лимонного цвета выпирало объемное пузо. Крупными кольцами ниспадал по плечам парик. Того пепельного оттенка, что с большей охотой предпочитают дамы, нежели кавалеры. Сильно выдающийся нос придавал ему сходство с птицей. Маленькие узкие глазки казались маслеными и режуще-холодными одновременно. При всей своей несуразности толстяк казался опасным. А еще – неприятным или даже откровенно отталкивающим. С ним не хотелось иметь каких-либо дел, а уж сталкиваться в темных переулках, тем паче.
В руке незнакомец сжимал тонкую трость. Шпаги на бедре у него не было. Зато оружие с лихвой имелось у сопровождавших него лиц. Те не преминули отлепиться от стен и стать за спиной «шударя». Они также пребывали в старомодных нарядах, но не выглядели при этом нелепо. Скорее, наоборот, – уместно. Темные камзолы и чулки. Украшенные серебряными пряжками черные туфли. Широкополые шляпы с серебряными бляхами на тульях. И шпаги в черненых ножнах тоже поблескивали серебром.
- Фы отфратифельно нефоспитанны, фьюноша, - выдал толстяк, скривившись. - Ф здесь и ф сейчас фас просто не должно быть!
Петруша обернулся, встал так, чтобы задевать Готье плечом – для предания уверенности, не иначе – и широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда ослепительной белизны зубов.
- Ой... барин! – молвил он и всплеснул руками.
На преграждающих дорогу молодцов он больше не оглядывался. Понял, что без дозволения лимонно-пепельного индюка те не сдвинутся с места.
- К тебе, - толстяк двинул холеной ручкой. Должно быть, он считал подобный жест изящным, но выглядел тот... не слишком красиво. – У меня нет претензий, - и сморщил орлиный нос с довольно заметной кривизной в области переносицы. – Иди, холоп.
Валери подавил вздох – и облегчения, и разочарования – он сам не мог бы охарактеризовать посетившее его чувство. Готье боялся остаться один. Но в тоже время не желал, чтобы из-за него рисковал Айванофф.
«Теперь Петруша уйдет, - решил Валери. - В конце концов, даже у «шефства» масквиченца обязан быть предел. Но, может, он приведет помощь?.. Или хотя бы проследит, куда меня поволокут».
Готье только сейчас понял, насколько же его положение опасно. В чужой стране с более чем странными законами и укладом. Совершенно один. И, что с ним сделают – неизвестно.
«Конечно, не убьют, но побить могут. И даже покалечить с них станется», - подумал он, обреченно.
Один из сопровождающих «шударя» повел плечом. Что-то звякнуло о мостовую в непосредственной близости от Петруши. Валери пригляделся – монета.
Должно быть, толстяк ожидал, что Айванофф поймает ее налету. Несомненно, это выглядело бы эффектно, вот только масквиченец не повел и бровью. Только улыбка стала еще шире.
- Фы, фьюноша позорите камни, на которых стоите, - продолжил коверкание языка толстяк, обращаясь к Готье. На Айваноффа он нарочито не обращал внимания.
Валери потупился. Петруша предупреждал его о нелюбви масквиченцев к не соблюдающим порядков туристам.
- Прошу прощения, господа, - начал он.
- Фы исчо и хофорите неправильно! - взвился толстяк.
Валери удивленно поднял брови.
- У тебя что-нибудь есть? – шепнул ему на ухо Петруша и многозначительно глянул на эфесы шпаг, стиснутые руками сопровождающих толстяка мужчин.
- Нет, - умудрился правильно понять его вопрос Готье.
- Плохо, - столь же тихо заметил Петруша. – Мог бы хоть наган прихватить. Они в начале двадцатого, кажись, вошли в моду.
Валери фыркнул, но ответить ничего не успел.
- Харны-марины фперет! – выкрикнул «шударь», и его сопровождающие шагнули по направлению к безоружным прохожим.
- Ой-Ё-ей, - оттесняя Валери плечом к ближайшей стене проронил Петруша. – А тягать-то уж не успеем!
- И так бы не смогли, - с тоской глядя в темноту, проронил Валери.
Им овладела какая-то странная слабость и апатия. Как во время сна – когда он вдруг понял, что не только убежать, рвануться выше его сил. К тому же «харны-марины» быстро зажали их у стены. Стальные клинки в неверном свете казались очень острыми. А намерения их хозяев – далекими от гостеприимных. Валери даже успел поверить в то, что их тут и убьют. Пока уверенный, чуть приглушенный голос не заставил его забыть обо всем на свете.
- Неверибельно, господа. К тому же, признаюсь, я не в силах угадать как эпоху, так и действующих лиц, - из темноты соседнего дома вышел человек одетый... Во что именно Валери разглядеть не смог, мешали черный плащ и шляпа. Зато голос, красивый ленивый баритон со слегка усталой хрипотцой, узнал тотчас. И это была самая настоящая катастрофа! - Могу я узнать, что за действо вы разыгрываете?
- Фаш... – кажется, толстяк начал задыхаться, - костюм... фы... тоже не из нынешнего столетия, - наконец, выговорил он.
- Вот как, - Родриго подошел к «харным-маринам». – Тем лучше. Ибо я считаю, что защита слабых почетна в любую историческую эпоху. Не говоря уж об отдельных столетиях!
С этими словами он шагнул вперед. В воздухе просвистело и сразу два клинка упали на мостовую.
«Харны-марины» застыли с открытыми ртами. Они не заметили движения и теперь просто таращились на оружие, лежащее у ног. Двое других, все еще вооруженных мужчин, сочли за лучшее отступить. Толстяк опешил и приходить в себя явно не спешил. Стоял, широко расставив ноги, и отдувался.
- Валерий, - Родриго отсалютовал проигравшим противникам рапирой и обратился к Готье. - Я ведь советовал вам, учиться историческому фехтованию. Даже в наш просвещенный век это может оказаться полезным, - он смерил своего подопечного и Айваноффа взглядом и усмехнулся. – Жаль, прислушиваться ко мне вы считаете ниже собственного достоинства.
- Э... мы... – только и выдавил из себя Петруша. – А здорово ты их!
- Да уж! – рассмеялся профессор и озорно подмигнул. - Дон Родриго сеньор Альбазо обязан не посрамить память благородных предков, - со всем возможным пафосом проинформировал он, не изменяя при этом усмешке и ехидному выражению лица. Развернулся на каблуках лакированных ботинок и бросил через плечо. – Прошу за мной, господа.