Вход · Личные сообщения() · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS Наша группа в ВК!
Модератор форума: dinalt, Gita_Ogg  
Клуб любителей исторической прозы
sadco004Дата: Четверг, 29.08.2019, 01:55 | Сообщение # 16

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Константин смотрел на брата тяжёлым взглядом, аПетру всё труднее удавалось сдерживать себя.- Т-ты! Социалист-моралист! Чё ты пялишься, каккот на колбасу. Родину продал, совесть продал. Приехал мать с отцом Советам
закладывать? Пётр уже кричал, всё сильнее сжимая набрякшиекулаки. Перед тем было выпито немало. Голова у него закружилась, он качнулся и
схватился за край стола. Месяцами накопленные в сырых лесных землянках  тоска и злость внезапно прорвались в нём ивыплёскивались теперь наружу, сочились в словах, взгляде, конвульсивных
движениях, сжимали в болезненные тиски голову, требуя выхода, и Пётр уже не мог
остановиться. Говорил, говорил, срываясь на крик, всё более багровея лицом.- Ну, хватя вам! – пристукнул ладонью по столуотец, потянул носом, раздувая  широконоздри, кивнул на наполненные стаканы. – Давайте-ка, выпьем в честь Святого
праздника.Мать уже вышла, накинув на плечи тяжёлую шаль.Вскоре вошла Маня – Петрова жена. Кивком поздоровалась с деверем и стала,
прислонившись к печи, спрятав за спину красные распаренные руки, глядя на
мужчин тупо, отрешённо. Богатырёвы все разом пригубили стаканы,одинаково запрокинули головы, громко похлюпали кадыками, поморщились
крепчайшему самогону, торопливо стали занюхивать и закусывать.- Так-то будет лучше, - торопливо жуя щербатымртом, проговорил отец.Вошла мать:- В баню-то вместе пойдёте или с бабами?- Пойдём, Петро? – впервые, как вошёл, обронилслово Константин. – Я уж,  чёрт знает,сколько не мылся, опаршивел весь.Старший брат нахмурился, подавляя вздохом давниемечты побанничать с женой.- С тобой, говоришь? – он усмехнулся. – Ну, раззовёшь – пошли. В банькеон вёл себя по-хозяйски - зачерпнул где-то в углу ковш красноватой,
неперебродившей браги, отхлебнул сам, протянул Константину. Да и как ему не
быть здесь хозяином? Ещё когда был на германской, от детской шалости сгорел
дом. Маня с ребятишками перебралась к свёкру, а Петру некогда отстроиться – с
войны опять на войну.Оглядывая раздетого брата, Константин почти сострахом сказал:- Господи, исхудал-то как! Ты что, совсем безхарчей зимовал?Пётр уныло махнул рукой и отвернулся. Последолгой паузы сказал:- Классового врага пожалел?Парились с остервенением, соревнуясь. Уже впредбанники, полуодевшись, потягивая всё ту же неотбродившую бурду,
посматривали друг на друга дружелюбно, почти с любовью. После баньки отдохнуть, обсохнуть, отпитьсякваском и поговорить по душам толком не удалось - прибежала радостная Наталья,
жена Константина, и утащила мужа домой.Вечеряли не долго. Разошлись по полатям илежанкам. Маня, утолив мужнину страсть, дождалась, когдаон отодвинется, и села на кровати. Сгорбившись сидела, опустив босые ноги на
пол, а спина её мелко тряслась. Пётр, пытаясь успокоить её, машинально погладилпо плечу, и она вдруг затихла. Он почувствовал, как напряглось всё её тело. Маня тяжело, обиженно вздохнула и сказала сболью поразившей его:  -Господи, какая у тебя чужая рука. Я совсем отвыкла.И он тут же убрал руку, отвернулся и не знал,что сказать ей. Была ночьи для Константина, и Наталья рядом, её ласковый шёпот: «Подожди, ребята ещё не
уснули», а ждать он не мог – желание было нестерпимым. Прижимаясь к нему так,
словно хотела до конца слиться с ним, раствориться в его теле, она шептала
каким-то незнакомым голосом:
 
sadco004Дата: Воскресенье, 01.09.2019, 02:00 | Сообщение # 17

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Боже мой, Костя, я только теперь начинаюпонимать каково без тебя. Ну, почему ты уходишь от нас? Ведь ребята уже
подрастают, им отец нужен. Мне, мне ты нужен больше всех.И утром она не могла никак успокоиться,возбужденная сновала по избе, то и дело дотрагиваясь до мужа, гладила его
плечи, руки. Праздник был на дворе, праздник был на душеНатальи. А погода подкачала - небо набухло низкое, тёмное, готовое в любую
минуту рассыпаться на дождь или снежную крупу. Управившись по хозяйству, всем семействомнаправились в родительский дом. По обычаю христосовались прямо у порога. Бабушкасовала внучатам леденцы, крашеные яйца, раздевала и подталкивала к столу. Дед
уже «причастился» и теперь пьяно улыбался в усы, дипломатично помалкивая. Пётр
и Маняша хмурились, сторонились друг друга. За столом всё внимание детям. Братья, расцеловавшись у порога, ближе другдругу не стали. Пётр хмурился и разглядывал в окно низкое холодное небо, гадая,
что можно ожидать от него в ближайшие часы – дождя или снега? Константину после
выпитого вернулось ночное желание, и он неотступно преследовал жену
ласково-вопрошающим взглядом, который не остался незамеченным. Наталья вдруг
раскраснелась, словно излишне пригубила, засуетилась, расщебеталась с
женщинами, раскудахталась с детьми – только её и слышно, и в то же время ни на
минуту не выпускала мужа из поля зрения. Их незримый контакт вдруг открылся Петру, и тотпозавидовал - чокаясь, зло выдавил из себя:- Сволочь ты, братуха.- Цыц, во Христов праздник! – оборвал его отец,выпив, продолжил. - На посевную-то вас ждать али баб в сошку запрягать?Братья переглянулись и промолчали.- Па-анятно! – усмехнулся старший Богатырёв. –Вояки, мать вашу! Сами собачитесь, людей булгачите. Взять бы ногайку да обоих,
да перед всей станицей, чтоб ума, стало быть….- Возьми, - скривился Пётр и устало повёлплечом.Константин всё преследовал Наталью взглядом, неслушая, утвердительно покачал головой.Дед, в очередной раз чокаясь с сыновьями,укоризненно процитировал своё любимое:- Богатыри не вы….Засиделись. Захныкали ребятишки, просясь на улицу. Женщинызавздыхали – пора скотину убирать. Вдруг над станицей прогремел выстрел. Богатырёвыразом встрепенулись, оборотились к окну. Тягостной показалась наступившая
тишина и подозрительной. Не слыхать ни песен над станицей, ни гармошки. Напряжённо текли минуты. Снова выстрел, и будтопрорвало, зачастили, забахали – где-то там, на улице завязался бой. Оба брата,
столкнувшись в дверях, бросились одеваться, мимо испуганных женщин, ребятишек,
находу пристёгивая оружие.У избы, куда они подбежали, уже были выбиты всестёкла. В окнах мелькали чьи-то тени и сверкали белым огнём выстрелы, под крышу
сизыми струйками выплывал пороховой дым.- Ага! Проняло! – кричали нападавшие и палилииз-за дров, сараев, заборов.- Аат-ставить! – рявкнул Пётр, выбегая подвыстрелы прямо перед домом. Пальбаразом прекратилась.- А ну, все ко мне! – продолжал командовать ПётрБогатырёв.Опасливо, с винтовками наперевес, вокруг негоначали собираться казаки.- Что не поделили? – спросил Пётр, вглядываясь влица, с удивлением отмечая, что враждующие поделились не на белых и красных, а
на родственные группы.
 
sadco004Дата: Среда, 04.09.2019, 02:20 | Сообщение # 18

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Вот эта сука, - бородатый казак с диковатымиглазами ткнул винтовкой в плечо другому, - братуху моего посёк.«Краснопузые сцепились», - удовлетворенноподумал Пётр.- Но ты, полегче, - вскинул своё оружиеобвиняемый. – Сам нарвался.И окружавшие Богатырёвых казаки, винтовки наизготовку, подались вперёд, готовые стрелять, лупить, ломать, вцепиться в горло
врагу. Минута была критическая. И Пётр решился вершить суд скорый и, как думал,
правый, чтобы спасти станицу от потоков крови.- Ты его брата убил? – ствол Петрова маузераткнулся в лоб ошалевшему казаку. – За что?- А ты, какого хрена…? – красный партизанпопятился, крикнул младшему Богатырёву. – Командир!Константин тронул брата за плечо:- Ты это брось.- Аат-ставить! – рявкнул белый есаул красномукомандиру и нажал курок.Выстрел бросил казака на землю. - Т-ты! – ахнул Константин, рывком развернул ксебе брата и ударом богатырского кулака опрокинул навзничь.Утерев кровь с разбитой губы, Пётр поднялся,сверля взглядом красного командира.- Сука! Быдло краснопузое! Шашку вынь – рукамимужичьё машет.С обнаженным клинком в руке шагнул к младшемубрату. Раздался круг. Два края у него. На одномКонстантин Богатырёв, на другом – брат его единокровный, а из-за плетней, из
окон домов белеют встревоженные и любопытные лица. Пётр шагнул вперёд, и, ни в
чем не уступая, Константин тоже сделал шаг. Старший Богатырёв ростом выше, а младший теломтяжелее, в плечах пошире. Хотя на глаз трудно смерить - одного корня побеги. Ещё шаг и ещё. Сошлись. Ждут чего-то, сверлятглазами. Может, остановятся? Нет, ждать обоим нечего и не от кого, только от
себя. Сверху будто бы наметился рубить Пётр, а ударилнаискось снизу. Острая шашка летит в колено противнику. Встретились клинки,
сталь лязгнула о сталь, и заметались, как змеиные жала. Легко и вёртко прыгают
поединщики, под рубахами играют мускулы. Справа, слева, сверху, сверху, сверху
рубят шашки без передышки, звенит сталь беспрерывным звоном. Бьются братья не
на жизнь, а на смерть. Весь мир для них обоих сейчас замкнулся на остром жале
клинков. Учил их отец сызмальства хлеб добывать идостаток в поте лица. А есть ли труд тяжелей теперешней работы?  Пот заливает глаза. И нет мгновения, чтобыотереть лицо. А вот ладони не потеют, иначе не удержать им жёстких рукоятей
шашек. Легко, по-кошачьи, прыгают грузные противники,уже не раз поменялись местами, а конца поединка ещё не видно. Свистит сталь,
звенит сталь близко-близко от буйных головушек. Кому-то смерть заглянет в
глаза? Ей всё равно кого взять, хоть обоих.Пётр отскочил, тяжело дыша. Концом шашки онрассёк крутое плечо брата. Не страшно Константину, не чувствует он боли,ярость душит его, и еле совладал с ней, удержался, не рубанул по беззащитной
голове, когда Пётр, выронив шашку, зажимая ладонями вспоротый живот, упал лицом
в сырую землю. Не сразу пересилив боль, Пётр с трудом сел,мутные глаза его безучастно скользнули по лицу брата. Он сказал ровным хриплым
голосом:- Панику отставить…. Сейчас я встану.И стал подниматься. Казаки подхватили его. Он,выпрямившись, опёрся рукой на подставленное плечо (другую не отрывал от живота)
и, пошатываясь, побрёл по улице.Константин никого и ничего не замечал, весь вовласти крайнего душевного напряжения, брёл за ними, по-прежнему сжимая в
онемевшей руке окровавленную шашку.
 
sadco004Дата: Суббота, 07.09.2019, 03:17 | Сообщение # 19

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Уже во дворе к нему подскочила плачущая Маня исильно, наотмашь, хлестанула по лицу.  Константин выронил клинок и схватился запоражённое плечо:- Ты… Маня…что?Дверь перед ним захлопнули, и он побрёл домой.Посмотрел на жену пустыми глазами, громким хриплым шёпотом сказал:- Беда-то у нас какая, Таля… Я брата зарубил.- Какого брата? – не сразу поняла Наталья иахнула, - Петра?!День угасал серо, безрадостно. С наступлениемсумерек напряжение томительного ожидания достигло нестерпимого накала.
Константин, отбросив сомнения, пошёл взглянуть на брата. Никто не препятствовал
ему, но и не потянулся по-родственному.Пётр лежал на своей кровати по грудь укрытыйодеялом. Перед ним стоял таз. На сером заострившемся лице его неестественно
ярко блестели высветленные болью глаза. Лицо и шея покрыты крупными каплями пота, мокрый свалявшийся чуб прилипко лбу. Его сильные руки до жути напоминали руки покойника. - Больно? – ненужно спросил Константин.И Пётр хрипло сказал: - Да, очень.Две крупные слезы выкатились из его закрывшихсяглаз, он застонал. Маня, сидя возле мужа, чуть заметно в тактбеззвучным причитаниям раскачивалась корпусом. Мать маялась по избе, бесшумно
ступая, то и дело поглядывала на Петра. Ребятишек отослали к Наталье. Отец
сидел за столом, будто спал, уронив голову на сложенные руки. Присел напротив
Константин. Томительно потянулось время. Иногда Пётр на несколько минут забывался вполусне, а потом его тяжёлое сиплое дыхание переходило в стон, он дёргался, с
трудом поворачивал большую всклокоченную голову, смотрел на потолок чёрными
провалами глазниц. Стоны часто переходили в крики, сначала громкиеи страшные, от которых у Константина холодела спина, а потом тонкие и жалобные,
когда боль стихала, или у Петра просто не оставалось сил, чтобы кричать в
голос. Его часто рвало. В эти минуты, перегнувшись набок, он почему-то пытался зажать себе рот, но что-то чёрное сочилось у него
между пальцами, и весь он судорожно дёргался, словно боли было тесно в груди, и
она рвалась наружу с криком и кровью. Умер Пётрнезадолго до полуночи, и они не сразу поняли это. Уже трижды подносили к губам
зеркало и видели – дышит Пётр, и снова ждали, потому что ничего другое им не
оставалось. А в четвёртый раз зеркало не помутилось, руки были холодные. Женщины громко разом заголосили. Отец испуганнооторвал голову от стола. Все склонились над умершим. Пётр смотрел на них сквозь
неплотно прикрытые веки. Отец попытался закрыть их, но они тут же медленно
приоткрылись снова, словно и мёртвый Пётр хотел смотреть на них.- Надо медяки положить, - сам себе сипло сказалотец.Остаток ночи Константин не мог найти себе места,ходил, слепо спотыкаясь, по станице, курил чуть не на каждой лавке. К утру
продрогший заглянул домой. Немного отогревшись у затопленной печи, снова пошёл
к отцу. На подворье уже толкался, понемногу собираясь,народ. В угол двора вытащили верстак, строгали доски на гроб. Заглянул в дом. Петра обмывали в горнице. То,что ещё вчера было подвижным и сильным мужчиной, стало большим неуклюжим трупом
с одутловатым сизым лицом, вздувшимся животом, распирающим рану изнутри чем-то
чёрным, неприятным. Руки стали толстыми и очень мёртвыми, ногти почернели.  Похороны решили не откладывать, иначе трупгрозило «разорвать». Уже к полудню Петра обрядили, положили в гроб, выставили
его на табуретках в горнице, пригласили народ прощаться.
 
sadco004Дата: Вторник, 10.09.2019, 14:12 | Сообщение # 20

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Провожать в последний путь Петра Богатырёва иещё двух казаков, убитых в день Христова Воскресенья, вышла вся станица. Отец
обессилел, и первым  в процессии, держапапаху в руке, шёл Константин, каменно сжимая челюсти, упрямо склонив голову
вперёд.Пока готовили могилу, Константин стоял у гроба исмотрел на брата. Понимал, что это последние его минуты с ним, а по-прежнему
было пусто внутри. Пётр равнодушно взирал на мир медными пятаками.- Прощаться будешь? – угрюмо спросил отец. Он зажмурился, и две крупные слезы медленно покатилисьпо его заросшим щекам.Константин кивнул, неловко переломился в поясе,нерешительно коснулся губами холодного лба. Хотел сказать что-то, но, дёрнув
кадыком, махнул рукой и отошёл.Мать, нагнувшись, долго всматривалась в лицоПетра, будто хотела увидеть какой-то знак. Ничего не было. С Маней отваживалась
Наталья. Потом стояли вчетвером у свежей могилы. Дулплотный влажный ветер, завывая в крестах и набухших ветках вербы.Тризну справляли в трёх домах всей станицей. Заприставленными перед домом Богатырёвых друг к другу столами могли свободно
разместиться человек сто.Расстарались все – Пасха-то прошла безрадостно:пироги с рыбой, яйцами, ягодами и грибами, и просто грибы – бычки, маслята,
солёные грузди; пахучие бронзовые лещи, розовые окорока, сало и ещё огурцы,
помидоры, мочёные яблоки, одуревающие запахи чеснока, укропа, лаврового листа.
И целая батарея наливок и настоек – вишнёвых, рябиновых, перцовых, и, конечно,
брага, самогон.Приглашали к столу и белых, и красных:- Садитесь, ребятушки, помяните покойного,царствие ему небесное.Константин неловко сел, будто в чужой дом пришёлпомянуть неблизкого человека. Налил себе в стакан и потянулся было к отцу
чокнуться, но тот испуганно отдёрнул руку:- Что ты, на помин нельзя.Константин пил и не хмелел. А потом как-то сразувпал в забытьи. Что делал, с кем говорил, спал ли где или допоследу сидел за
столом – ничего не помнил. Очнулся за станицей, на дороге ведущей к кладбищу,
под полушубком что-то давило на грудь и взбулькивало. Пощупал – бутылка. Была серая апрельская ночь, чуть подморозило.Тонкий ледок резко похрустывал под ногами. Константин присел возле свежей могилы,
закурил и огляделся. Зыбкая тьма стояла над речкой Чёрной. Не естественная
ночная тьма, а что-то вроде мешанины из вечерних сумерек и непроглядной мглы,
когда небо вплотную наваливается на притихшую землю, давит её всей своей
толщей, и всё живое начинает беспричинно беспокоиться. Ребятишки прячутся под
одеяла. Старухи крестятся и бормочут о конце света. Стариков нестерпимо мучают
ноющие кости. Маялся и Константин. Он то смотрел на могилу, тоотворачивался, чтобы смахнуть украдкой от кого-то набежавшую слезу. Физической
боли не чувствовал – страдала душа, разлитая, казалась, по всему телу. Даже
боль в плече воспринималась как мука душевная.Что такое была его душа – об этом Константинникогда не думал. Он только знал – это что-то такое, что намертво связано с ним
самим, потому что ничему другому места в нем не было. Видит Бог, он пытался
любить всех в ущерб себе, но ничего путного из этого не получалось.Константин внимательно оглядел неопрятную грудуземли, под которой лежит то, что ещё вчера было его родным братом, и вдруг
подумал, зачем он здесь. Зачем ему эта могила, какое она имеет отношение к
Петру? Ведь он живой. Брат всё ещё живёт в нём и заставляет делать что-то
такое, что в состоянии заставить только живые люди. Но если так, зачем ему быть
здесь, около мёртвого? Мысль была такая неожиданная и больная, чтоКонстантин постарался её тут же прогнать. Он обхватил голову руками и попытался
сосредоточиться. И, наконец, с отвращением понял, что всё время пытается Петра
обвинить в его собственной смерти, а степень его, Константина, вины совсем не
так велика, как представляется с первого взгляда.
 
sadco004Дата: Пятница, 13.09.2019, 07:34 | Сообщение # 21

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Вот это уже подлость и глупость.  А все остальные оправдания? Надо думатьдальше. Всё могло бы быть иначе, не приди они в этот день в Соколовскую, не
затей казаки пьяной свары, не застрели Пётр его бойца….Константин попытался подойти к теме с другойстороны. Верит ли он в Советскую власть? Враг ли ему Пётр? Чем можно оправдать
братоубийство? Что может вообще оправдать любую смерть? Может быть, спасение
чьей-то другой жизни? Возможно. Ведь одолей Пётр его, лежал бы Константин
сейчас под этим холмиком. Как не суди, они – враги. Рано или поздно сошлись бы
их пути не под отчим кровом, а на поле брани. Идёт война, классовая битва, и всё, по сравнениюс ней, ничтожно – смерть, любовь, родственные чувства. Вывод был прост и
страшен. Одному из братьев Богатырёвых надо было лечь под этот холмик, чтобы
другой, оплакав его, жил дальше с камнем в душе. Двоим им не было места в
Соколовской, на всей Земле. Поняв это, Константин встал и огляделся. Лунаедва светила, пробиваясь сквозь туман. Темь и пустота были вокруг. Угрожающий
рокот реки и шум ночного леса накатывались из мрачного ниоткуда, вызывая
неведомый прежде страх. Суеверным Константин никогда не был, а тут не по себе
ему стало. Торопливо достал из-за пазухи початую бутылку и одним махом
опорожнил. Вновь присел, но прежде передвинул на живот кобуру с наганом,
расстегнул её. Через минуту успокоился, начиная догадываться,что страшно ему не от темноты и одиночества, а от только что пришедшего
понимания того, что в действительности произошло на Пасху в Соколовской. И,
если раньше он всячески избегал вспоминать, как умирал Пётр, то теперь он знал,
что должен пройти и через это. Минута за минутой пережить всё заново. И понять
что-то ещё очень важное для себя. Но память извлекла из глубин сознания другой,
совсем незначительный эпизод…- С германской привёз, - отец держал в рукахПетрову шашку, - уходил-то с другой. Геройски воевал….И Константин услышал упрёк в скрипучем голосе –он-то дезертировал, примкнув к большевикам. Вспомнив сейчас про шашку, Константин  почувствовал какое-то беспокойство. Что-тобыло связано с этим клинком ещё. Нет, не вспомнить. Голова отупела от
пережитого. Он зажмурился, представив Петра, вчера ещёживого, а теперь лежащего под этим тяжёлым земляным холмом. Вместе со слёзой
подступила тошнота, рыдания, всхлипы, а потом его стало рвать….  Утро пришло неожиданно. Константин задремал,сидя у могилы, а как поднял голову, увидел туманную бязевую белизну, и сразу
бросилась в глаза чёрная надпись на свежем кресте. С минуту он постоял у
могилы, глядя не на крест, а на побеленный инеем холмик, словно пытался
разглядеть Петра сквозь двухметровую толщу земли. Как он там? И тут с ним случилось неожиданное. Ещё не понимая,что делает, он опустился перед могилой на колени и зарыдал. Сначала давился,
почему-то пытаясь сдержать рыдания, но слёзы так обильно потекли, что он уже не
в силах был противиться. Вцепившись пальцами в стылую землю, он тряс головой,
исторгая громкие, для самого неожиданные вопли.- Пётр, Петя, Петенька! Прости, если можешь. Чтоже мы наделали с тобой, братуха? Как мне матери в глаза смотреть? Жене твоей?
Детям? - Нет, - бормотал он, всхлипывая. – Нет мнепрощения. Такого простить нельзя.- Нельзя, нельзя, нельзя! – будто убеждаякого-то, повторял он. – Это на всю жизнь мне. До самой смерти! Слышишь, ты – до
самой смерти!Кому он кричал – себе, Петру, своей незадачливойсудьбе?  Никто не слышал его. ГолосКонстантина растворялся в тумане, а ему казалось, что проникает глубоко под
землю.Он вытер грязным кулаком слёзы, поднялся ипобрёл в станицу.
 
sadco004Дата: Четверг, 19.09.2019, 08:12 | Сообщение # 22

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Покидали Соколовскую одним большим отрядом.Прощались. Константин прижал Наталью с такой силой, что онаиспуганно охнула:- Что с тобой?- Так, - проговорил он и, зная, что этим ответомне успокоил, добавил, - уезжать не хочется, и остаться не могу.Мать, крестя на дорогу, тихо сказала:- Готовься, сынок,  ещё к двум смертям - отцу теперь не жить, заним и мне череда.Не нашёл слов для ответа Константин.За эти дни вода в Черноречке спала и продолжалаубывать. Весна крепко наступала.Объединённый красно-партизанский отрядКонстантина Богатырёва уходил в Каштакские леса на встречу с передовыми частями
Василия Блюхера.
 
sadco004Дата: Воскресенье, 22.09.2019, 03:33 | Сообщение # 23

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Краснёнок Только борьба воспитывает эксплуатируемыйкласс, только борьба открывает ему меру его сил, расширяет его кругозор, поднимает егоспособности, проясняет его ум, выковывает его волю.(В. Ленин) Наослепительно синем небе ярилось июльское солнце. Неправдоподобной белизны облака
и рады бы убежать за горизонт от палящих лучей, да нет попутного ветра. Под
ними изнывает от зноя пожелтевшая степь - отдавая последнюю влагу, укрывает
маревом горизонт. И такое безмолвие вокруг, что, кажется, в полегших травах не
осталось больше живности. Не этой ли утрате печалится незримый жаворонок? Копыта лошадей выбивают из потрескавшегосяглянца дороги тонкие клубы пыли, от которой тускнеют их лоснящиеся бока. Кони и
седоки изнывают от жары, прилипчивых мух и сонно вздрагивают от гудящих, порой
над самым ухом, оводов. Впереди, где сужалась до нитки и ныряла вголубоватую мглу испарений лента дороги, плыла над горизонтом церковь,
белостенная, краснокупольная, с тёмными провалами окон высокой колокольни. Чуть
угадывались, а теперь, приближаясь, принимали всё более реальные очертания
крыши изб и зелёные копны садов подле них. Они ласкали взор манящей прохладой,
ожидаемым роздыхом и живительной влагой из бездонных колодцев.Немного приободрились, когда повстречали первогоселянина. Неподалёку от дороги, на солнцепёке, опёршись обеими руками на
костыль, неподвижно стоял седобородый пастух – старик с головою, повязанной
выгоревшей красной тряпицей, в грязных холщовых штанах, в длинной, до колен,
низко подпоясанной рубахе. Его стадо широко разбрелось по обе стороныдороги и, пощипывая на ходу траву, не спеша брело в одном направлении – в
лощину, тёмно-изумрудным пятном густых камышей, как заплатка, выделявшуюся в
порыжелой степи. Что-то древнее, библейское было в этой извечно знакомой всем
картине. Старик долго смотрел вслед всадникам,заслонившись от солнца чёрной от загара и грязи ладонью, а насмотревшись,
покачал головой и побрёл вслед утекающему стаду.Миновав первые дома, подъехали к церкви.Пятнистые телята лениво щипали выгоревшую траву у поваленного плетня большого
запущенного сада. Где-то надсадно кудахтала курица. Откуда-то донёсся женский
возглас и звон стеклянной посуды. Босоногий белоголовый мальчишка лет семи,
подбежав поближе, восхищенно рассматривал вооружённых всадников. Дружный топот копыт умолк, оборвался, слышнобыло только, как позвякивают удилами кони, вытягивая морды к тяжёлым метёлкам
придорожного пырея. По знаку ротмистра стали спешиваться и заводить лошадей в
садовую сень. Мигом окружили колодец. Холодную, чуть солоноватую воду пили
маленькими глотками, часто отрываясь и снова жадно припадая к краю ведра, пили
большими, звучными, как у лошадей, глотками.
 
sadco004Дата: Среда, 25.09.2019, 02:28 | Сообщение # 24

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Расседлав коня, допустив его к траве, к колодцупротолкался низкорослый, лысый, кривоногий подхорунжий, выплеснул из ведра,
зачерпнул полное, поискал глазами ротмистра, покосился на нетерпеливые жаждущие
лица кавалеристов и принялся пить. Заросший седой щетиной кадык его судорожно
двигался, серые выпуклые глаза были блаженно прищурены. Напившись, он крякнул,
вытер рукавом гимнастёрки губы и мокрый подборок, недовольно сказал:- Вода-то не очень хороша. Только в ней ихорошего, что холодная и мокрая, а соли можно и поубавить.А ротмистр уже шагал по тропинке через сад,прислушиваясь к пересвисту птиц, невидимых за листвой, и с наслаждением вдыхал
густой аромат наливающихся плодов.Он был молод, но уже с тронутыми сединой усаминад тонкогубым ртом. На нём были сапоги с маленькими офицерскими шпорами
малинового звона, суконные галифе и френч, слева – шашка с серебряным темляком,
справа – маузер на ремне в деревянной колодке, фуражка сдвинута на затылок, и в
глазах – синий пламень. Не смотря на то, что в течение нескольких сутокон толком не спал, недоедал, а в седле проделал утомительный марш в триста с
лишним вёрст, у него в эту минуту было прекрасное настроение. Много ли человеку на войне надо, - рассуждал он,- отойти чуть подальше обычного от смерти, отдохнуть, выспаться, плотно поесть,
получить из дому весточку, не спеша покурить у походного костра – вот и все
скоротечные солдатские радости. Сад закончился таким же большим и внешнезапущенным домом. Тремя ступенями поднявшись на крыльцо, ротмистр постучал в
дверь негромко, но настойчиво, Не ожидая разрешения, вошёл в полутёмные сенцы и
ещё через одну дверь в комнату.- Есть кто дома? – спросил.- Есть, а что вы хотели? – преждевременнополнеющий, низкорослый священник быстрыми шагами вышел навстречу. - Ротмистр Сапрыкин… Александр Васильевич, –представился ротмистр. – Мы на марше. Переждём жару в вашем, с позволения,
саду, а к вечеру – дальше.- Рад гостям, - священник чуть склонил голову. –Отец Александр… Александр Сергеевич.- До чего вода у вас в деревне – как бишь её? –солоноватая, - сказал ротмистр и, сняв фуражку, отёр платком взмокший лоб,
считая церемонию представления законченной. – Жара, с дороги пить хочется, а вода
просто никуда не годная. И добавил с упрёком:- Как же вы хорошей воды не имеете?- Солоноватая? – удивлённо спросил хозяин. – Давы в каком же колодце брали? В саду? Да та только ж на полив, да скотине ещё. - А вот в Ложку, - он неопределённо махнулрукой, - да ещё из Логачёва колодца весь край воду берёт. С чего же она могла
нынче сгубиться? Вчера приносил – лёгкая вода, хорошая. Да вы попробуйте. Маша!
Мария Степановна!В проёме двери показалась полная, подстать мужу,молодая женщина, смущённо улыбнулась офицеру, полыхнув румянцем ото лба до шеи.- Встречай, матушка, гостя, а я об остальныхпопекусь.- Нам бы, добрые хозяева, - решительно сказалротмистр, - ведра три картошки, хлебов, ну и соли, что ли. Солдатский желудок
не притязателен.- Будет, будет, - закивал головой хозяин,направляясь к двери.Ротмистр под возглас хозяйки: «Ой, да что вы, уменя не прибрано!», проворно скинул сапоги, прошёл к распахнутому в сад окну,
высоким фальцетом крикнул:- Кутейников, прими провиант! В распахнутое окно задувал тёплый ветерок. Онпарусил, качал тюлевые занавески, нёс в комнату аромат яблонь, зреющей вишни,
медуницы и мягкую горечь разомлевшей под солнцем полыни. Где-то под потолком на
одной ноте басовито гудел залетевший шмель. Тоненько и печально поскрипывали
оконные ставни.
 
sadco004Дата: Суббота, 28.09.2019, 03:34 | Сообщение # 25

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Разомлевший от еды, опившись сладковатогокостяничного квасу, ротмистр боролся со сном и невпопад поддерживал беседу с
хозяевами. Говорили о том, что хлеба хороши в этом году повсеместно, что
мужиков в деревнях не хватает, и бабам трудно будет управляться с уборкой, и
что, пожалуй, много поляжет, посыплется зерна, попадёт под снег. - Вот никак я не пойму, господин офицер, -подставляя гостю блюдце бордовой малины, говорила рдеющая попадья, - на Украине
немцы, за Кавказом турки, а мы, русские люди, промеж собой воюем. Как это?- Все русские, да не все люди. Иные хужераспоследнего турчанина. Большевики, эсеры, меньшевики и анархисты всякие…. Кто
они вам? Не враги? Хуже. Народ мутят: «Земля – крестьянам, фабрики –
рабочим!»  На это один может быть лозунг– пороть, вешать, стрелять! Пока напрочь не забудут, что такое Советская
власть. Всё дворянство, честная интеллигенция поднялись. Драка идёт нешуточная:
иного не дано – либо они нас, либо мы. Эти жернова пострашнее интервенции.И уже засыпая, боднув перед собою головой,сказал:- С чужого голоса поёте, мадам, а настоящегопения не получается.И встряхнувшись:- Извините. На марше. Не спал давнопо-человечески.- Да-да, сейчас, - засуетились хозяева.Оставшись один, ротмистр скинул френч иблаженно  растянулся на кровати. Онвидел, как беззвучно покачивались плотные занавески, играли на потолке светлые
блики. Слегка кружилась голова, и он закрыл глаза, на миг увидав белые полные
руки попадьи, и стал привычно думать о прошлом, погружаясь в глубокий и сладкий
сон.Минуло два часа. Жара ещё не спала. Солнцепо-прежнему нещадно палило землю. Легко пахнувший ветерок принёс откуда-то
чистый и звонкий крик петуха. Ротмистр Сапрыкин проснулся с необычайнойлёгкостью во всём теле. Тихонько шевелились занавески, по потолку по-прежнему
скользили причудливо меняющиеся светлые блики. Застенчивая, скромная чистота
деревенской избы, воздух, наполненный благоуханиями сада, и родной, знакомый с
детства голос петуха – все эти мельчайшие проявления всесильной жизни радовали
сердце, а горький запах вянущей полыни будил неосознанную грусть. Где-то вверху, на церковном куполе вразнобойворковали голуби. В саду слышались голоса, смех.- А что, дед, ежели я этому крикуну головешкускручу, жалко будет?- Да разве нам для наших дорогих защитниковкаких-то курей жалко? Да мы всё отдадим, лишь бы вы Советы сюда не допустили. И
то сказать, до каких же пор терпеть это безобразие. Пора бы уж строгий порядок
учинить. Вы не обижайтесь на чёрствое слово, но срамотно на вас смотреть.- Ну, так я попробую, дедок?- А пробуй, милай, пробуй.Слышны топот ног и тревожное клохтанье петуха. Смех и топотня обрываются бабьим возгласом:- И что же вы удумали! Побойтесь Бога! Вдову,сирот малых обирать. А ты, бес лупоглазый, чего скалишься? Неси свово кочета.
Ишь, раздобрился чужим-то.Снова знакомый голос кавалериста:- Ужасно глупая птица - петух! Бывало, поспоришьс соседом, чей петя голосистее, у него – так аж прямо заливается, а мой – хоть
не проси. А то, как загорланит среди ночи, да норовит под самое ухо посунуться.
Нето клевачий попадёт. Ты к нему спиной, а он уже на тебе, норовит в самое
темечко, макушечку садануть. Сколько живу на свете – петухов буду ненавидеть.
Ишь выступает, паскуда краснохвостая.- Бойся, паря, - обрадовано сказал кто-тонезнакомым баском, – вон он с тылов заходит, стоптать тебя хочет.
 
sadco004Дата: Вторник, 01.10.2019, 02:21 | Сообщение # 26

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
- Не-а, для этого дела я ему без надобностей. Аклюнет – вмиг башку на бок. Тут уж, тётка, не обижайся, а зови на лапшу.- А что, мужички, довольно ли барской землихапнули? Смотри, господин ротмистр у нас строгий, порядок любит – вмиг вместе с
душой награбленное вытряхнет.- «Награбленное»… - передразнил кто-то. – А чтоей пустовать что ли, раз барина нет? Кто же вас, защитнички, кормить будет?- Эк ты как, мужик, рассуждать горазд. Так,ежели хозяина нет, то хватай, кто поспеет. Так что ли?- Так не так, а так…- Ну, так ты и к бабе моей подладишься, пока я вседле да далеко.- Ну, баба не земля, хотя тоже рожаить….Одевшись, и не встретив хозяев, ротмистр вышел всад. Ничего не изменилось в природе - палило солнце,кружили голуби над колокольней, и облака, казалось, всё той же формы и в том же
беспорядке разбросаны по небосклону. Только стал он чуть серее, чуть
прозрачнее, утратив резкость синевы.- Красота-то какая! – сам себе сказал ротмистрСапрыкин.Переговарились, проходя, мужики:- … свежая какая-то часть. Что штаны на них, чтогимнастёрки, что шинельки в скатках – всё с иголочки, всё блестит. Нарядные,
черти, ну, просто женихи.Заметив офицера, приостановились, внимательнооглядели, поздоровались кивком головы.Даже кепки не сняли, отметил ротмистр,избаловался народ.Спор в саду, тем временем, разгорелся ещё жарче.- А я так понимаю порядок, - убеждалкруглолицый, невзрачный мужичок, - вот ты – солдат, должен быть при винтовке, а
я, крестьянин – при земле. И когда этому не препятствуют – такая власть по мне….Умолк, завидев подходящего ротмистра.Чистейшей воды агитация, подумал Сапрыкин, и вего до самых глубин распахнувшейся ликующему празднику жизни душе занозой
угнездилось чувство досады. Говорить он любил и умел. И теперь, собираясь смыслями, вприщур оглядывал толпившихся в саду селян.- Мужики-кормильцы, - ротмистр умолк, подыскиваянужное слово, и уже другим, чудесно окрепшим и исполненным большой внутренней
силы голосом сказал, - Глядите, мужики, какое марево над полями! Видите? Вот
таким же туманом чёрное горе висит над народом, который там, в России нашей,
под большевиками томится. Это горе люди и ночью спят – не заспят, и днём через
это горе белого света не видят. А мы об этом помнить должны всегда - и сейчас,
когда на марше идём, и потом, когда схлестнёмся с красной сволочью. И мы всегда
помним! Мы на запад идём, и глаза наши на Москву смотрят. Давайте туда и будем
глядеть, пока последний комиссар от наших пуль не ляжет в сырую землю. Мы,
мужики, отступали, но бились, как полагается. Теперь наступаем, и победа
крылами осеняет наши боевые полки. Нам не стыдно добрым людям в глаза глядеть.
Не стыдно… Воины мои такие же хлеборобы, как и вы, о земле, о мирном труде
тоскуют. Но рано нам шашки в ножны прятать да в плуги коней впрягать. Рано
впрягать!.. Мы не выпустим из рук оружия, пока не наведём должный порядок на
Святой Руси-матушке. И теперь мы честным и сильным голосом говорим вам: «Мы
идём кончать того, кто поднял руку на нашу любовь и веру, идём кончать Ленина –
чтоб он сдох!» Нас били, тут уж ничего не скажешь, потрепали-таки добре
коммуняки на первых порах. Но я, молодой среди вас человек, но старый солдат,
четвёртый год в седле, а не под брюхом коня - слава Богу! - и знаю, что живая
кость мясом всегда обрастёт. Вырвать бы загнившую с корнем, а там и германцу
зубы посчитаем. Вернём Украину и все другие земли, что продали врагам красные.
Тяжёлыми шагами пойдём, такими тяжёлыми, что у Советов под ногами земля
затрясётся. И вырвем с корнями повсеместно эту мировую язву, смертельную
заразу.
 
sadco004Дата: Пятница, 04.10.2019, 02:37 | Сообщение # 27

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Ротмистр умолк, сорвав на самой верхней нотеголос, откашлялся в кулак и сказал тихо, проникновенно:- И вы, мужики, услышите нашу поступь…. И довашей деревни долетит гром победы….Слушали его с усиленным вниманием - кто синтересом, кто недоверчиво, кто угрюмо. И это не ускользнуло от острого взгляда
ротмистра Сапрыкина.- Так ить, кому что, а шелудивому баня, господинофицер, - раздался голос из толпы. – Вы насчёт земли скажите - чья она теперь….- А вам что, красные землю посулили?- Так ить, не только посулили, а и раздали….- Ты что, сволочь, тоже красный? – глазротмистра зловеще задёргался.Он шагнул вперёд и остановился перед худоодетым, но ладным из себя мужиком с копной огненно-рыжих волос и
пронзительными, дикого вида глазами.- Чей?- Баландин… Василий… Петров сын…- Ты что это, Василий Баландин, агитацию здесьразводишь? Думаешь, я тебя долго убеждать буду? По законам военного времени
суну в петлю, как врага Отечества – и вся политика. Уяснил?Баландин не шевельнулся. Вначале он слушал,медленно краснея, неотступно глядя в синие ротмистровы глаза, блестевшие
тусклым стальным блеском, а потом отвёл взгляд, и как-то сразу сероватая
бледность покрыла его щёки и подбородок, и даже на шелушащихся от загара скулах
проступила мертвенная, нехорошая синева. Превозмогая сосущий сердце страх, он с
хрипотцой в голосе сказал:- А мне без землицы хуть так петля, хуть этак….  Вы ведь, господин хороший, без шашки тоже неахти какой воин….- Ну, хватит! – сам себе сказал ротмистр и,оглянувшись, приказал, - Кутейников, быстро в дом за лавкой, а этого…. взять!Вслед за подхорунжим в саду показался отецАлександр. Он был взволнован и, говоря, жестикулировал:- Господин ротмистр, остановитесь, прошу вас!Ради Бога, не берите греха на душу. Какая агитация? У нас в деревне один он
такой, с порчиной в голове. Какой он красный, господин ротмистр, скорее
Краснёнок, потому что дурак.Когда два дюжих кавалериста гнули Баландина клавке, он успел схватить одним безмерно жадным взглядом краешек осенённого
солнцем неба, а теперь совсем близко от его щеки колыхались синие стебельки
полыни, а дальше, за причудливо сплетенной травой вырисовывались солдатские сапоги.
Он не оправдывался, не рыдал, не просил милости,он лежал, прильнув пепельно-серой щекой к лавке, и отрешённо думал: «Скорей бы
убили, что ли…». Но когда первый удар рванул кожу возле лопатки,он сказал угрожающе и хрипло:- Но-но, вы полегче… плётками машите.- Что, неужто так больно? – с издевкой спросилподхорунжий. – Терпеть-то нельзя?- Не больно, а щекотно, а я с детства щекоткибоюсь, потому и не вытерпливаю,  - сквозьстиснутые зубы процедил Баландин, крутя головой, пытаясь о плечо стереть катившуюся
по щеке слезу.- Терпи, мужик, умом набирайся, - подхорунжийсмотрел в  гримасничающее лицо с явнымудовольствием и к тому же ещё улыбался мягко и беззлобно. - Да уж не от тебя ли учиться, ирод?Но тут офицер сказал что-то коротко и властно, иудары кавалеристских плёток дружно зачастили, будто злым ненасытным пламенем
лизали беззащитное тело, добираясь до самых костей.- Сука ты, плешивая! Чёрт лысый, поганый! Что жеты делаешь, паразит! – надрывая глотку, ругался Василий Баландин, - Ох!..
Попадётесь вы мне под весёлую руку. Ох!.. Не дам я вам сразу умереть.
 
sadco004Дата: Понедельник, день тяжелый(((, 07.10.2019, 01:58 | Сообщение # 28

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Он чувствовал, что быстро слабеет от истошногокрика, но не мог молчать под сильными и частыми ударами.- Не желаю быть под белыми!.. К чёртовойматери!.. Господи, Боже мой, как мне больно!.. Он ещё что-то кричал, уже несвязное, бредовое,звал матушку, плакал и скрипел зубами, как в тёмную воду, погружаясь в
беспамятство.- Кончился Илья Муромец! – хрипло произнёсКутейников и, опустив плётку, повернулся к ротмистру.Тот никак не мог оправиться от охватившего еговолнения: щёку подёргивал нервный тик, руки, опущенные вдоль туловища, дрожали.
Всеми силами старался он подавить волнение, скрыть дрожь, но это плохо ему
удавалось. На лбу мелким бисером выступила испарина. Боясь, что голос его подведёт,
махнул подхорунжему рукой.Очнулся Баландин от толчков и дикой боли, огнёмразливавшейся по всему телу. Он с хрипом вздохнул, удушливо закашлялся – и
словно со стороны услышал свой тихий, захлёбывающийся кашель и глубокий,
исходящий из самого нутра стон. Он слегка пошевелился, удесятерив этим слабымдвижением жгучую боль, и только тогда до его помраченного сознания дошло, что
он жив. Уже боясь шевельнуться, спиной, грудью, животом ощущал, что рубаха
обильно напитана кровью и тяжело липнет к телу.Снова кто-то толкал и теребил его. Василийподавил готовый сорваться с губ стон. С усилием размежил веки и сквозь слёзную
пелену увидел близко крючковатый нос и лысину подхорунжего. Кутейников
освобождал его руки от пут, заметив устремлённый на него взгляд, сочувственно
похлопал Баландина по локтю.- Та-а-ак, - протяжно сказал он, - Отделали мужика на совесть. Околечилималость, вот сволочи, а?Василий раскрыл рот, пытаясь что-то сказать,напряжённо вытягивая шею, подёргивая головой. Заросший мелким рыжим волосом
кадык его редко и крупно вздрагивал, неясные хриплые звуки бились и клокотали в
горле.Оцепенение с толпы спало. Василия Баландинаокружили мужики, помогли подняться, сунули к распухшим губам ковш воды. Он
глотал её мелкими судорожными глотками, и уже после того как ковш убрали, он
ещё раза два глотнул впустую, как сосунок, оторванный от материнской груди.Ротмистр дал команду седлать коней. Ончувствовал то головокружительно неустойчивое состояние души, при котором был
способен на любое крайнее решение - либо перепороть всю деревню, либо
повалиться в ноги мужикам, вымаливать прощение.Отъезжали молча, не прощаясь. За спиной приглушённо напутствовали:- Защитнички… мать вашу… чтоб в конце могилойстала вам путь-дороженька.Из под копыт лошадей заклубилась серая пыль.Солнце закрыла продолговатая туча, потянул ветерок, стало прохладнее.
 
sadco004Дата: Четверг, 10.10.2019, 02:28 | Сообщение # 29

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Колчаковщина Творить мировую историю было бы, конечно,очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо благоприятных шансов.(К. Маркс) Хмурым февральским вечером 1919 года в Табыньшувъехал конно-санный казачий отряд. Копыта гулко отбивали дробь, полозья
пронзительно визжали слежавшимся снегом. Расположились в центре у коновязи,
выставили охрану и по двое, по трое двинулись в обход по избам.
 
sadco004Дата: Воскресенье, 13.10.2019, 02:39 | Сообщение # 30

Великий мастер
Сообщений: 934
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
Вошли с мороза в тепло Кутеповской избушки,торопливо и сильно хлопнув дверью так, что где-то под матицей ухнуло, и к
спёртому воздуху жилья подмешался тонкий запах трухлявой древесной пыли.
Огляделись в неярком свете керосиновой лампы. Ладная собой, но в рваной, лёгкой одежонкедевушка испуганно подскочила из-за стола, широко раскрытыми глазами молча
озирала казаков. Один из вошедших был могуч – грудь дугой, подпёрта животом.
Другой – мрачноватый и раздражительный, с длинным морщинистым лицом, на выпиравших
скулах синели оспины. - Добрый вечер, хозяева, - рявкнул он. – Мужикив доме есть?В углу что-то зашуршало, выпрыгнул чёрныйкотёнок. На русской печи шевельнулась чёрная занавеска. Выделяясь белым лицом,
на пол сползла старуха в подшитых валенках под длинной ситцевой юбкой. Глаза
прищурены, платок сполз, из волос выпала на плечо гребёнка, и седая прядь
повисла вдоль шеи. Старуха как-то осторожно дышала. Не дожидаясь ответа, мрачный казак оборотился квешалке, потом, приподняв занавеску, заглянул на печь, повертел головой
туда-сюда, оглянулся на товарища и недоумённо пожал плечами. Тот подступился с расспросами:- Вдвоём что ль живёте, мать?Старуха уже прошествовала через избу, оттёрладевушку в угол и села на лавку, выложив на столе сухие желтоватые руки. -Вдвоём…. С внучкой Фенечкой, – шепелявый голос её был похож на сдержанный
смешок, и глаза светились покоем и любопытством человека, у которого даже
разбойник ничего не отымет, потому что ничего и нет. - Внучка не обижая? – оглаживая девушку прилипчивымвзором, спросил грудастый.- Слава Богу. Вот ухаживает за мной, - старухаласково поднесла увядшую слабую руку к густым Фенечкиным волосам.Ну, пошли… чего тут. Всё ясно, - заторопилсямрачный и, шагнув в тёмные сени, оставил открытой дверь.Холодный воздух волной пошёл понизу. Грудастый,с сожалением взглянув на девушку, вышел.- Чегой-то они, баб, а? Мужики им понадобились…- голос у Фенечки был грудной, сильный и напевный, в такой тональности мать
баюкает ребёнка, иль жена ворчит на любимого супруга. Старуха Кутепова с малолетства пестовала внучку- сложил голову на японской зять, а дочь в том же году душу отдала,
застудившись насмерть. Теперь, когда девка заневестилась, а собственные хвори
иссушили тело и болезненно обострили чувство одиночества, бабка безошибочно
подмечала любой порыв молодой души и обидой на неблагодарность её питала
собственное самолюбие.- Так ить, война мужиков повыбивала – новыхподавай, - недавний сон её будто рукой сняло, и теперь она (Фенечка по опыту
знала) будет сидеть в одной позе, чуть раскачиваясь, тараща глаза в полумрак,
изредка роняя фразу, будто подводя итог долгим умозаключениям.- Вот и Федьку тваво заберут, - спустя некотороевремя, выговорила она.- Федьку? – Фенечка опустила на колени вязание,- Федьку? Так ему, поди, ж рано ещё. А, баб?Но старуха не горазда была на скорые ответы.Девушка взглянула на неё раз, другой, заёрзала на лавке, запоглядывала на окно
и вдруг, бросив на стол клубок со спицами, сорвалась к печи, сверкнула крепкими
икрами, доставая валенки и шубейку.- Баб, я щас, - зажав в руке платок, выскочилаиз избы.Их развалюха и крепкое хозяйство Агарковыхпримыкали задами. Утоптанной в снегу тропкою, мимо колодца на меже, в заднюю
калитку с накидным лозовым кольцом на столбике, и вот она уже во дворе, под
заледенелым и чуть блестевшим от внутреннего света окном. Фенечка ощупью
пробралась тёмными сенями, поставленными позднее, вприруб к большому дому
(оттого и сохранились высокие ступени, ведущие в избу), потянула дверь за
скобу.
 
Поиск:

 

 

 
200
 

Откуда Вы о нас узнали?
Всего ответов: 127
 





 
Поиск