| Kir_Lugaru | Дата: Суббота, 16.02.2013, 12:00 | Сообщение # 2 |
Любитель
Сообщений: 20
Награды: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
| Как долго я здесь? Месяц или всего пару часов? Я не знаю, я сбился со счета. Отлаженный механизм с предательским хрустом застыл, стоило только позволить воображению представить свисающие лохмотьями куски мяса с рук, окованные и подвешенные ржавыми обручами, подобные кольцу на безымянном пальце вдовы. Можно еще запустить в эту идеалистическую картину коменданта тюрьмы крысу, которая упрямо сейчас прогрызает бетонный пол в углу, ведомая запахом запекшейся крови, тошнотворной вони поврежденных внутренностей, соки которых покидают ослабленное тело через зияющую дыру в животе, а, позже, в желудке этот чертов грызун расположит свой жадный ненасытный выводок….
Я слабо мотнул головой, растормошив тягучую, словно патока, боль во всем теле – замерзшем, окаменевшем у стены, угрожающе наклоненной внутрь комнаты, отчего меня никогда не покидает ощущение, что потолок вот-вот обрушится, погребая под собой мое грязное тело.
Меня зовут Шона. Я - заключенный камеры А13 из-за суеверного ужаса граждан городка, который посетил я на свою беду. До сих пор понять не могу, как местное население еще не вымерло. Хотя это неудивительно. Когда твои руки вывернуты за спину, и то, что было тобой, висит теперь на них как старая рубашка на крючке, а твои колени упираются в пол усыпанным осколками грязного стекла, острые края которых вгрызаются в обескровленную плоть, проникая глубже, вонзаясь в кость – то думать о геноциде сложно, если не невозможно.
Меня зовут Волк, и мне 27 лет. Каждый день – а может ночь, вечер или утро – ко мне заходит охранник и дарит моим ранам новую жизнь. О, даже мое воображение не дает мне возможности представить, как алыми цветками распускаются рвущиеся тупым ножом и накаленной иглой края плоти на моих руках и спине. Я могу только чувствовать горячую кровь, стекающую по серой коже вниз, глухим звуком капая в лужу подо мной, пропитывая пыль и грязь, пробираясь по трещинам в бетоне к земле и ниже – в пасть ненасытного зверя. После такого ритуального жертвоприношения мне вкалывают наркотик и начинают ворошить мои внутренности, словно желая поменять их местами и заставить функционировать по-новому. К этому моменту я – уже не Шона. Именно я был рожден в узких удушающих стенах этой тюрьмы, чей смердящий запах гниющих тел и пот этих тупых тюремщиков пробуждают жажду вгрызться зубами в мягкую плоть шеи, разрывая мышцы и вырывая целые куски, упиваясь булькающими хрипами и чужой, горячей кровью у себя во рту. Когда же надзиратель уходит, предварительно вкалывая очередной раствор, чтобы я не испустил дух до самой казни, я вновь сворачиваюсь в грудной клетке хозяина, время от времени зубами вгрызаясь изнутри в бьющееся сердце, не давая Шоне ни на секунду усомниться в том, что скоро это закончится.
Открывать глаза, когда на лице стягивающей пленкой засыхает кровь, всегда затратно с точки зрения энергии. Для этого нужно заставить себя не единожды качнуть свинцовой головой, чтобы отросшие слипшиеся грязные пряди упали в сторону. От любого движения тело вздрагивает, распадается на множество частиц от ударной волны боли, распространяющейся от посиневших кончиков пальцев рук до багровых купающихся в крови ног. Открывать глаза, чувствуя, как напрягаются мышцы, искривляя черты до неузнаваемости от физической муки. Открывать глаза, видя вначале лишь темноту с кровавыми вкраплениями, фейерверками резких звуков и мигания света, отчего мозг грозится взорваться новым приступом.
Но в этот раз все наоборот. В этот раз с меня сняли кандалы, подняли со стекла и уложили на металлический лист. Было бы наивно надеяться, что они вставят плечи на место, но я был бы им очень благодарен за этот акт милосердия к моему истерзанному телу. Но вместо этого они, обмениваясь репликами, начали водить по потерявшей чувствительности коже тряпками.
Я – взрослый мужчина, вынужденный наблюдать за тем, как трое других мужчин смывают с меня кровь и грязь, беззастенчиво проводя куском жесткого мыла и окатывая протухшей водой из ведра. Любое движение, пусть даже в которых задействована не моя воля, а лишь прихоть тюремщиков, заставляет меня стиснуть зубы, не давая ни единому звуку вырваться из моей глотки. О, как я хочу увидеть их улыбки – от уха до уха окровавленные рты и распахнутые широко глаза, которые я бы с удовольствием выдавил, чувствуя на пальцах белесую жидкость. Как мы хотим это увидеть…
Предавшись своим мыслям, я не сразу заметил, как на меня нацепили бесформенную грязно-белую рубашку, которая едва прикрывает зад, и повели по коридору. Я тряпичной куклой висел на их руках, заворожено глядя вниз и наблюдая то, как появляются и пропадают в поле зрения мои ноги – переломанные, едва ли способные вынести вес моих костей. Но они как-то справляются, и это знание только сильнее подкрепило мою уверенность. Это ведь так легко, когда знаешь, что твое тело сделает все, что ты ему прикажешь, лишь бы пожить подольше.
Меня вынесли на главную площадь, которую я смог различить лишь тогда, когда глаза мои привыкли к невероятно яркому солнцу. Я боялся, что оно выжжет мне сетчатку, высушит меня и мое тело рассыплется под безжалостными лучами-стрелами Митра, который решил уничтожить меня, пока не стало слишком поздно. Но кары не последовало – меня приковали к столбу, обложив сухой соломой и ветками. Они решились сжечь меня. Как ведьму. От этого осознания я разразился диким хохотом, едва слыша их приговор.
Эти люди обвиняют нас в колдовстве и считают себя достойными, чтобы казнить нас. Эти люди свято верят в то, что они никогда не понесут наказания за свои деяния. Эти люди даже не подозревают, что мы – их смерть.
Они подожгли под нами листву и ветви, а нас раздирает смех. В стоящем воздухе запахло паленой кожей. Языки пламени щекочут наши стопы, слизывают нашу кровь, сжигают первый слой нашего тела, но не смеют приблизиться ближе. Огонь знает, кто мы и что мы сделаем, если он пойдет против нас. Ему нравится наша кровь, и мы не против поделиться с нею, если он перекинется на их дома. И он делает это, вторгаясь без приглашения, огненной змеей скользя по земле, наслаждаясь, как и мы, криками и слезами матерей, чьи дети остались догорать в своих комнатках.
Мы смеемся множеством голосов, симфонией звуков, наполняя воздух собой, отравляя его собой, отчего люди начали задыхаться, падая в объятия ненасытного прожорливого пламени. Почва отравлена нами – тут и там, из-под земли, доносится протяжный вой и лай адских гончих, вышедших на охоту. Огонь сжег наши веревки, позволив нам спуститься вниз и присоединиться к кровавому пиршеству – набрасываться на людей, когтями разрывая их животы, вгрызаясь в грудины, ломая ребра, добираясь до трепещущих сердец, чтобы впиться в них, вонзая клыки и упиваясь кровью.
- Ч-что ты?.. – прохрипел умирающий старик, наблюдавший за тем, как заживают раны на нашем теле и с хрустом срастаются кости. Как сильнее и выше становимся мы с каждым съеденным сердцем.
Облизав окровавленные клыки, мы ухмыльнулись и, задрав морду, издали долгий вой. Нам вторили остальные собаки, и вскоре весь город утонул в наших голосах, растворяясь в черном горьком дыму.
Меня зовут Шона, и я путешествую в теле заключившего со мной сделку человека по селениям в поисках заблудших душ.
Я – Черный пес.
Примечания автора: я прекрасно знаю, что представляет собой Адский или Черный пес, но позволил себе некую вольность.
Про Адского пса краткая информация - wap.superbrothers.forum24.ru/?1-0-20-00000083-0...
Шона – монгольское имя, переводится как «волк».
Митра – в древневосточных религиях бог солнца, один из главных индоиранских богов, бог договора, согласия, покровитель мирных, доброжелательных отношений между людьми.
Dead come back home on Samhain.
|
| |
| |
