| Перуя | Дата: Вторник, 12.06.2012, 17:11 | Сообщение # 2 |
Любитель
Сообщений: 2
Награды: 1
Репутация: 0
Статус: Offline
| Я наблюдал за ним около часа, догоняясь для храбрости джинн тоником. Генка танцевал с очередной девчонкой, изящный, сияющий, нарядный, точно завернутый в яркую праздничную обертку подарок.
Я дождался, когда тот выйдет из зала отлить и, подхватив на выходе из сортира под руку, затащил в ближайшее помещение, впечатывая в стену и впиваясь поцелуем в желанные, пахнущие колой и пирожными губы.
- Не… надо… Па…
Рука скользнула вниз, расстегивая ширинку и ложась на член парня, тихонько лаская его через тонкую ткань дорогого нижнего белья. Его стон ворвался мне в рот, а в грудь уперлись узкие ладони, пытаясь оттолкнуть. И, в конце концов, ему это удалось. Он отскочил точно ужаленный, поспешно застегивая молнию джинсов.
- Не надо, Паш. Я не могу… здесь.
Я усмехнулся, заметив, что ткань брюк оттопыривается чуть сильнее, чем до моих посягательств.
- Поехали домой, – предложил я, чувствуя себя на студенческой вечеринке не в своей тарелке.
Но Генка заартачился:
- Ты обещал, - напомнил он, - что мы встретим этот Новый год, как нормальные люди.
Обещал, но…
- По-твоему, если ты перетанцуешь в новогоднюю ночь со всеми девчонками в зале, в следующем будешь с ними трахаться? – я потупился, Генке не нравилось это грубое слово. - Ведь не будешь, Ген? – представить, что в один ужасный день любимый оставит меня ради фигуристой бестии, было слишком больно.
Генка приблизился, обнимая за талию и устраивая белокурую голову у меня на груди:
- Транспорт, наверное, уже не ходит, – предпринял он последнюю попытку отвертеться.
- Если уйдем сейчас, успеем на последний автобус.
Он вздохнул, щекоча дыханием кожу через рубашку и потянул в сторону зала, но я его удержал, обвив тонкое запястье, и потянул в другую:
- По-английски.
На улице давно стемнело. Мела пурга, мороз щипал щеки и забирался под одежду, а мой любимый такой тонкий и хрупкий в своем модном клетчатом, приталенном пальто с поднятым воротником. Изящные перчатки из натуральной кожи не спасают, и он дышит на руки, выпуская клубочки пара. Мы стоим рядом, но достаточно далеко, чтобы не вторгаться в личное пространство друг друга. Расстегиваю теплую зимнюю куртку и распахиваю, предлагая Генке нарушить его. Любимый оглядывается, выискивая посторонних, но их нет в этот поздний час, и он доверчиво прижимается, положив ладошки на грудь партнеру и пряча лицо. Он такой худенький, что я умудряюсь застегнуть курку, создавая вокруг уютный, теплый кокон.
Мы ждем уже слишком долго.
- Наверное, прошел раньше, - делает вывод Генка, не произнося вслух слов, предлагая вернуться.
Я прошу у него пять минут, и получаю согласие в виде кивка, щекочущего подбородок кудряшками шелковистых волос. С ним рядом время пролетает незаметно и я, с сожалением, выпускаю пленника на волю.
Машина. Отчаянно машу рукой, привлекая внимание.
В салоне такси я веду себя очень прилично, зная, как важна для любимого сохранность нашего с ним секрета, мои руки не тянутся к нему, колено не прижимается к бедру, даже взгляд смотрит в окно, пытаясь разглядеть за снежной шалью знакомый ориентир, чтобы определить, далеко ли еще до дома. Моего дома, потому что в квартире купленной Генке отцом, я ни разу не был – мало ли что могут донести соседи до его сведения…
С трудом дожидаюсь, пока зайдем в парадную и, притянув к себе любимого, срываю с желанных губ быстрый поцелуй, аванс предстоящей ночи. Но все же, я обещал, что сегодня все у нас будет, как у людей, поэтому держу свою страсть при себе, помогая Генке собирать на стол - полночь не за горами. Наблюдая, как он порхает из кухни в комнату и обратно, счастливый и сияющий, очень соблазнительный в дамском переднике и с листиком петрушки, вместо цветка, в волосах. И мне трудно представить сейчас, что если бы не путевка в Париж, мы бы никогда не встретились.
Романтический ужин на двоих был прекрасной идеей. Мы сидели визави, Генка крутил в тонких пальцах бокал изысканного вина, в моем плескалась водка. Непосредственный, как ребенок, хотя давно уже не являлся таковым, он искренне радовался празднику и без конца улыбался.
- Знаешь, я думал сейчас: ведь не посели нас в один номер, мы бы и имен друг друга не узнали, а? – я протянул через стол руку, погладив любимого по щеке. - Хотя, я тебя сразу заметил, только подойти бы… не осмелился.
Генка улыбается, розовея:
- А я тебя приметил, когда ты лифт для той девчонки держал. Сильный. Я бы так не смог.
Я посмотрел на любовника очень внимательно. Момент портить не хотелось, но еще больше – тянуть в новый год недосказанность и ложь:
- Ген. Ты ведь не жалеешь о том, что произошло между нами?
Генка опускает глаза. Я знаю, он очень стесняется своей ориентации и боится гнева отца. Я готов услышать слова, которые разобьют мне сердце. Но тут любимый смотрит мне в глаза, и я тону в них.
- Паш. Мы ведь оба понимаем, что у нас нет будущего и, рано или поздно, все закончится, – сердце мое срывается в пропасть. - Но… - Генка слабо улыбается, - пока это длится, я не пожалею. Я люблю тебя, Паш.
- И я люблю тебя.
На башне Кремля в телике бьют куранты, и я поднимаю бокал:
- За нас, – произношу тост. - Чтобы это длилось.
- Вечно, - добавляет Генка, соприкасаясь бокалом с моим.
Допив, мы сливаемся в поцелуе. Мне очень стыдно, но, вкусив губ любимого, я понимаю, что больше не могу терпеть. Обойдя праздничный стол, заключаю Генку в объятья, крепко прижимаю его бедра и чувствую пахом, что он тоже возбужден, и не слабо. Он сам тянет меня к кровати, раздевая на ходу. Я не отстаю. У меня есть для любимого подарок.
Я как всегда сверху, он лежит подо мной соблазнительный, манящий, голова запрокинута, глаза прикрыты, потому что моя ладонь умело и настойчиво скользит по его плоти, а губы терзают нежную, чувствительную кожу на шее, оставляя свидетельства его принадлежности мне, которые Генка завтра спрячет под модным шейным платочком.
- Я знаю, чего ты хочешь, - говорю я, продолжая ласкать твердеющий под рукой член. - Я конечно не девчонка, но ты – будешь сегодня мужчиной.
Догадавшись, Генка распахивает глаза:
- Паш, не… - хотел он меня остановить, но я, полный решимости довести обещанное до конца, уже опустился на него, медленно наседая, беря его плоть в тугой плен, и окончание утонуло в сладостном всхлипе, перешедшем в глухой стон. И только полностью погрузив его в себя, я позволил спине прогнуться от боли, скользнувшей вверх по позвоночнику, и крепче впившись в тонкие плечи партнера, тихонько застонать, подавив крик, чтобы не пугать того. Хорошо, что я не забыл воспользоваться смазкой. Пережидая, прикрыв глаза, я почувствовал его прохладную ладонь, нежно поглаживающую мою поясницу. Кого я пытаюсь обмануть? Поднимаю ресницы, он смотрит на меня со счастливой улыбкой сквозь слезы, блестящие в небесно-синих глазах, хранящих наше сумасшедшее лето.
- Давай поменяемся, – предложил он, зная, как это больно.
- Нет, - наклоняюсь к нему, целуя в мягкие, теплые губы: - Лучше помоги.
Генка молча кивает, его руки ложатся мне на бедра, помогая приподниматься. Как же это оказывается трудно, в первый раз заставить себя скользнуть вверх, почти избавляясь от болезненного давления и жара внутри, а потом, опуститься, заполняя себя до отказа…
Но постепенно, боль, опалившая узкий проход, начинает тухнуть, сменяясь наслаждением, и я начинаю двигаться быстрее. Или это синие омуты любимого действуют на меня как обезболивающее?
Мы кончаем одновременно, я – пачкая его белоснежный живот и грудь, он – глубоко во мне и это - восхитительное чувство. Обессиленный, я наваливаюсь на партнера, и он нежно обнимает меня, всхлипывая мне в плечо. Я знаю – от счастья. Чувствую на своей щеке его ласковую ладонь, слышу срывающийся шепот:
- Зачем? Паш, ты ведь девственник был.
- Ты тоже, помнишь?
Я помню: багровый румянец на щеках, прогиб спины, проглоченный мной крик. Каждую нашу минуту вместе. Каждый его всхлип и сладостный стон. Каждую улыбку и прикосновение.
Мы долго лежим, повторяя изгибы друг друга, близки, как никогда, в эту сказочную новогоднюю ночь, как аванс к предстоящей вечности…
|
| |
| |
